Именно поэтому охотник за психологизмом решил поселиться не где нибудь, а в той самой хате, которую занимал поручик Басаргин. «Я спал на его кровати», — скажет он просто и услышит в ответ такие дамское «ахи» и «охи», которые можно будет считать залогом его будущей блестящей карьеры.
Здесь, в доме хорунжего Рудых, жил еще слуга поручика Федор в ожидании разрешения вернуться назад в имение Басаргиных. Парамон Петрович увидел заросшего, небритого и нечесаного человека, который потерял интерес ко всему на свете. Лицо его не выражало никаких эмоций, глаза никуда не смотрели. Федор добровольно взял на себя обязанность прислуживать господину приставу, хотя первое время Парамон Петрович опасался — не насыплет ли ему этот потерянный в чай соли, а в суп — сахару? Пристав опросил уже офицеров, казаков, и у него уже складывалась в голове романтичная и занимательная история. Наконец в станицу вернулся выезжавший к раненому на один из казачьих постов доктор. С ним Устюгову хотелось поговорить пренепременно.
— Вы думаете, господин пристав, Дмитрия Ивановича Басаргина убил казак Фомка? — спросил доктор Тюрман, когда они вышли беседовать, по выражению доктора, перипатетически, то есть прогуливаясь.
— Позвольте, Карл Иванович! — Устюгов даже приостановился. — Вы хотите подвергнуть сомнению очевидное? Или у вас есть какие-то новые факты для следствия?
— Нет, любезнейший Парамон Петрович, все факты, которыми я располагал, изложены в медицинском заключении. Представьте, каково писать свидетельство о смерти друга. Ведь мы, осмелюсь предположить, были друзьями…
— Простите, что перебиваю вас. Но, Карл Иванович, вы только что изволили сказать, что поручика убил не казак Фомка. Так кто же, по вашему мнению?
— Печорин…
— Печорин? Это какой же роты… Погодите! Уж не тот ли самый?
— Да-да, Парамон Петрович, именно тот самый Печорин. Господина Лермонтова образ, выведенный им из собственной души и запечатленный в романе «Герой нашего времени».
— Понимаю, понимаю, — пробормотал пристав и вдруг, хлопнув себя по толстой ляжке, воскликнул:
— Ни черта я не понимаю, господин доктор! При чем здесь Печорин, если он только литературный персонаж, к тому же давно умерший, если мне не изменяет память, по дороге в Персию?
— Хорошо бы, если бы он умер, — задумчиво пробормотал доктор, — очень хорошо было бы. Но, к сожалению, Михаил Юрьевич создал бессмертного героя. Смертным был бедный Дмитрий Иванович.
Пристав даже оглянулся по сторонам, как бы в поисках поддержки. Он подозревал в беспамятстве слугу Федора, а тут — сам доктор с неприятными симптомами. Какая неожиданность!