— Поумней? Какого же он ума у татар набрался? — обиделся Акимка Хуторной, хотя в душе сам себя обзывал дураком и дубиной. — Бороду красить? И «илля» эту самую орать?
— А ты, Аким, не обижался бы на друга-товарища, а послушал. Слыхал, для примеру, что татары в Христа веруют?
— Брешешь! Вот и видно, кто из нас дурак! Слушай деда Епишку, он тебя еще не такому научит!
— Вот тебе крест, что веруют! — Фомка вскочил на ноги и перекрестился. — Только по-другому, не по-христиански. Называют они его Иса, ну по-нашему — Иисус. Только не верят они, что он — сын божий.
— А кто же он по-ихнему?
— Вроде Ильи-пророка, что ли… Только не сын божий. Деву Марию они Марийам называют, а наше Святое писание — Инджил.
— Инджил, — повторил Акимка задумчиво. — Чудно…
— Еще бы не чудно! Дед Епишка говорит, что когда Христос по земле ходил и проповедовал, татары на горе сидели. Что до них ветер донес, то услышали, а многое мимо ушей у них пролетело.
— Вот это, должно быть, правда, — согласился Хуторной. — Инджил! Высоко, видать, сидели… Хотя, Фомка, выходит — Христа они видали. Пускай хоть издали…
— Выходит, что видали, — кивнул головой его приятель.
— Эй, казаки! — с вышки раздался крик дозорного. — Никак к нам татары с выкупом едут! Братцы, буди урядника! Будем мертвецами торговать…
Чеченцы переплыли Терек на трех каюках. Неторопливо вышли на берег, о чем-то между собой переговорили и направились к посту. Акимка вышел навстречу, откинул «шлагбаум», то есть кривую длинную жердину, в траву и жестом пригласил гостей проходить.
Это были все седые старики в высоких меховых шапках. Черкески их были уже порядком изношенные, у некоторых с кожаными заплатками на рукавах. Но держались чеченцы гордо и независимо, словно выступали по ковровой дорожке в лентах и орденах. Одна фигура, хотя семенила несколько позади стариков, будто прячась за них, резко выделялась из группы.
— Глядите, братцы! Никак баба?! — послышался возглас удивления.
Действительно, позади чеченских стариков двигалась фигурка в темном платье. Судя по полотняному платку, заправленному особенным углом на голове, это была незамужняя девушка. Шла она семенящей, легкой походкой, не попадая в чинный ритм вышагивающих старейшин.
Один из стариков, с лицом, как ущельями, изрытым глубокими темными морщинами, с большим кряжистым носом и седой длинной бородой, словно он был брат-близнец дальней горы, окутанной седой бородой-туманом, отделился от группы и направился к уряднику. За ним поспешил, прихрамывая, пожилой чеченец небольшого роста в откровенно рваной черкеске.