Боря вспомнил, как читал он на профессорской любимой веранде книгу по физическим явлениям давления и плотности. Люда подошла сзади, заглянула через плечо. Чем-то заинтересовавшись, она наклонилась над ним, ее маленькая, крепкая грудь коснулась его плеча и не отпрянула, не отстранилась. Белоусов и теперь чувствовал это ни с чем не сравнимое давление. Что может понимать этот Борский в таком давлении?!
«Коснись меня, Панна, заветным крылом…»
Вот и искал бы себе невесту с крыльями, жалкий фанфаронишка! Ничтожество!
Прав был профессор Ратаев, когда сказал, что не променял бы и одного лаборанта на всех символистов и акмеистов вместе взятых. Боре тогда показалось, что Афанасий Иванович намекает на него, но оказалось, что профессор использовал «лаборанта» ради красного словца.
Одиноко было вечному студенту Белоусову. Весь мир отвернулся от него, как этот ямщик, который радуется предстоящему угощению да и вообще радуется, просто так, беспричинно. Экая сволочь! Хоть бы революцию какую-нибудь ямщики и пролетарии поскорее устроили! Чтобы сгинули в водовороте событий символисты вместе с Борским. А они с профессором останутся. Любому режиму требуются позитивно мыслящие практики, отбирающие у Бога последние островки, не дающие старику укрыться ни на звездах, ни в частицах вещества.
Где ты, ветхозаветный старик? Может здесь? Боря заглянул в букет, сунулся носом в самую огромную белую астру… Как там у этих придурашливых поэтов? «Я хотел бы быть мотыльком…» Вот-вот. Боре тоже захотелось поселиться в астре, подстеречь Людмилин наклон к цветку, дотронуться до ее губ, скользнуть вместе с каплей росы по ее груди, потом ниже… Его аж подбросило!..
— Эй, куда ты так гонишь, черт сиволапый! Чуть не вытряхнул на дорогу!
— Не серчай, барин! Больно хочется поскорее таинство лицезреть. Дело-то хорошее!
— Хорошее… Тебе-то, дураку, все хорошо…
В старой, еще екатерининских времен, церкви Михаила Архангела народу уже собралось много. Ждали невесту и прятались от мелкого летнего дождика. Жених Борский был в студенческом сюртуке, очень серьезный, сосредоточенный, как на экзамене по древнегреческой грамматике.
Стали прибывать гости невесты. Они ревниво осматривали фигуру жениха, но тот был безупречен в смысле юной поэтической красоты. Родня пошепталась и осталась женихом довольна.
Когда пошел серьезный дождь, церковь быстро дополнилась людьми случайными. В открывающиеся двери проникал шум дождя. Дождь был невелик, но с крыши будто бы вода уже побежала в ведро или корыто — зазвенело. Нет, это издалека приближается звон со стороны. Бубенцы… Конечно, бубенцы невестиной тройки!