Безусловно, изменения были вызваны действиями Клавьера. Он дал денег, привел в действие свои связи, и ко мне стали относиться по-другому. Его вмешательство приводило меня в бешенство, усиливаемое еще и тем, что я не могла отказаться от столь позорной помощи.
Он сдержал слово: в два часа пополудни 20 июля 1791 года дверь моей камеры отворилась. Тюремщик, по своему обыкновению, был суров и обеспокоенно морщил низкий лоб.
– Идите, дамочка, – сказал он мне, – кажется, нынче я вас в последний раз вижу.
– Меня выпускают?
– Похоже на это… гражданин заместитель прокурора приехал за вами.
– И куда же меня повезут?
– В мэрию.
Симпатичный гражданин заместитель прокурора, а иначе – уже известный мне Кайе де Жервилль, осуществлявший мой арест, ожидал меня в той самой глухой правительственной карете, но теперь встреча произошла без гвардейцев и сопровождалась любезными улыбками.
– Я знал, знал, что вы будете на свободе! – воскликнул он радостно, пожимая мне руку. – Сам гражданин мэр вызывает вас к себе, чтобы извиниться.
– Извиниться? – Я решительно высвободила пальцы. – А нельзя ли обойтись без этого?
– Ну что вы, гражданка… Сам гражданин Байи ожидает вас… Я обещал ему…
– Господин Байи не сделал мне ничего плохого, чтобы извиняться. К тому же я не отрицаю своей вины. Я действительно помогала королю бежать.
Он шумно вздохнул, когда я произносила эти слова, и сделал вид, что не расслышал их. Да, все они продажны, подумала я. И он, и сам Байи.
– Послушайте, вы же получили свое, – сказала я откровенно. – Зачем все эти церемонии? Отпустите меня без всяких разговоров.
– Вы так хотите? – спросил он улыбаясь.
– Да.
– Тогда давайте хоть за ворота выедем.
Глухая карета миновала кусочек улицы Паве и провезла меня по улице Королей Сицилии. Я приподняла занавеску: мы остановились напротив небольшой сапожной мастерской.
– Господин Кайе, вы можете сказать мне откровенно?
– Спрашивайте, – любезно предложил он.
– Сколько в целом Клавьер всем вам дал, чтобы устроить все это?
Посмеиваясь, Кайе посмотрел на меня.
– На оправдание такой красивой женщины гражданин банкир пожертвовал не меньше миллиона. Это по моим подсчетам.
– Миллион? И вы полагаете, что ваша услуга стоила подобной щедрости?
– Существовало много свидетелей и документов, гражданка. Следствие располагало неопровержимыми уликами против вас. Вы сами понимаете, как трудно было устранить все это.
Я поспешно распахнула дверцу кареты.
– Я могу идти, сударь?
– Да, – уже более твердым тоном сказал Кайе де Жервилль, – а гражданину мэру я передам, что вы нездоровы.