– Почему же? Ведь он секвестрирован не по праву. Мой муж не эмигрант. Он даже не уезжал никуда. Он погиб здесь. Еще три года назад. Это многие люди знают. Его растерзали санкюлоты. Но он был в Париже, клянусь вам в этом!
– Я верю, – спокойно сказал Дантон. – Но все это вам будет легче доказать Господу Богу, чем Коммуне.
– Я ведь говорю правду! Они не имеют права мне не поверить! Я найду доказательства… Найду гвардейцев, они видели моего мужа. Найду прислугу… Да и Лафайет…
– Лафайет сейчас в армии. И если вы вздумаете делать ставку на него, то быстро прогорите.
– Почему? – в который раз спросила я.
– Потому что его время прошло. Он сам скоро станет эмигрантом.
Я вспомнила о взаимной ненависти, существовавшей между Дантоном и Лафайетом, и решила оставить эту тему.
– Но ведь есть же другие свидетели, надо только найти.
– Вас не станут слушать, – мягко возразил он. – И знаете почему? Знаете, упрямый вы мул? Потому что вы бывшая. И это, черт возьми, чертовски для вас опасно. Они теперь охотники, а вы дичь.
– А вы… разве вы не можете мне помочь?
Он поднялся со стола, на котором сидел в продолжение всего нашего разговора, прошелся по кабинету, набивая трубку.
– Помочь вам? – свирепо прорычал он. – Я патриот!
– Но вы были так добры ко мне! Вы единственный, кто выслушал меня в этом учреждении!
– Я могу только дать вам два совета.
Я тяжело вздохнула. Значит, если уж Дантон отказывает, то дело действительно плохо. Как ни странно, но к этому человеку, который продавался направо и налево, я испытывала доверие. Ах, если бы он захотел помочь мне…
– Вы хотите выслушать их?
Я подняла голову, тыльной стороной ладони вытерла слезы на щеках.
– Дайте мне сначала воды.
Он протянул мне пожелтевший казенный стакан. Я быстро напилась, несколько раз поперхнувшись.
– Хорошо, я рада услышать от вас хотя бы советы. Что вы хотите мне сказать, господин Дантон?
– Прелесть моя, берегитесь Клавьера.
Я уставилась на него с ужасом и недоумением.
– Я говорю не о его старикашке отце, который лезет в политику. Я имею в виду молодого Рене Клавьера, самого крупного банкира во Франции и, возможно, в Европе. Берегитесь его.
– Н-неужели он приложил к этому руку? – спросила я заикаясь.
– Он имеет на вас огромный зуб. Не знаю, с чем это связано. Но мне совершенно ясно, что Клавьер вытащил вас из тюрьмы только затем, чтобы затолкать в полное безденежье. Если вы останетесь во Франции, он сделает это, и довольно быстро. Впрочем, своего он уже достиг. На его стороне миллионы и закон. Знаете, почему я лишен всякой надежды на то, что ваш дом можно спасти? Потому что его купит с торгов Клавьер, и это я знаю совершенно точно. А то, на что он положил глаз, от него не уходит.