Леопольд II нахмурился.
– А вы не преувеличиваете?
– Возможно, даже преуменьшаю, сир. Вспомним теперь дворец Тюильри… Вы, конечно, слышали, каким способом туда перевезли королевскую семью.
– Да, это было насилие, но…
– Любое насилие по отношению к монарху недопустимо, согласитесь, ваше величество! Но насилие насилию рознь. Когда вас почтительными словами вынуждают что-то сделать – это тоже насилие, но не настолько унизительное. А когда к вам в спальню среди ночи рвется толпа озверевших людей с ножами и пиками в руках, когда всякий сброд топчет тела королевских гвардейцев, вы слышите кошмарную брань, страшные угрозы, и вы, чтобы сохранить свою жизнь, вынуждены спасаться бегством? Вы, император! С нашей королевой поступили именно так, и я нисколько не преувеличиваю.
– Вы хотите сказать, что жизнь Марии Антуанетты в опасности? – вскричал Леопольд II, и я видела, как багровеет его лицо.
– О, сир, крики «Смерть королеве!» мы слышим почти каждый день у ворот Тюильри.
– Почему же, черт возьми, гвардия не стреляет в тех, кто осмеливается такое кричать?!
Я покачала головой.
– Гвардией командует Лафайет, сир. Он заодно с толпой. Император нервно постучал костяшками пальцев по столу.
– Да что там гвардия, сир! Само Собрание радо любой возможности уязвить королеву. Однажды было перехвачено ее письмо к вам, ваше величество…
– Что? Как это – перехвачено? Кто посмел?
– Увы, сир, мы уже не задаем таких вопросов. Мы давно привыкли к тому, что королева не имеет права на собственную переписку. Ее величество окружена шпионами. Чашу всякого терпения переполнило то, что произошло прошлой зимой в Собрании, – да-да, речь идет о том самом злополучном письме которое королева имела неосторожность составить с излишней искренностью…
– Я не знал об этом! – снова воскликнул император.
– К сожалению, сир, не знали и не особенно хотели узнать. Письмо Марии Антуанетты было зачитано в Собрании..
– Вслух?!
– Да, именно вслух, но не это самое оскорбительное. Суть дела в том, что после оглашения письма депутаты принялись его обсуждать и в своих речах называли королеву не иначе как предательницей, австриячкой, авантюристкой и даже… даже шлюхой.
Император вскочил с места так резко, что я слегка испугалась. Лицо его было искажено гневом.
– Черт возьми! Неужели вы говорите правду?!
– Сир, я готова поклясться в этом на Библии.
– Ах, да… Сестра писала мне, что доверяет вам, как самой себе… Что за проклятая страна! И эти мерзавцы позволили себе такие выражения?!
– Да, ваше величество. Подобные слова вообще неуместны в стенах парламента, но когда они сказаны в адрес королевы.