Она плотнее прикрыла дверь и, нервно покусывая губы, прошептала:
– У меня скверное предчувствие. Мы не можем сегодня ехать. Я уже сказала об этом Луи. Нужно подождать еще один день и послать гонцов предупредить об этом. Вы понимаете?
– Нет, – сказала я. – Отчего произошли все эти изменения?
– Сюзанна, мы поедем завтра.
– Но почему? – спросила я, уже представляя, как эскадроны, стоящие в полной готовности, получают приказ расседлывать лошадей и ждать еще одни сутки, в жару, в кошмарных условиях. Сразу начнется пьянство среди солдат, сдвинутся и нарушатся все договоренности, исчезнет согласованность действий…
– Сюзанна, повторяю вам, у меня скверное предчувствие. Сегодня дежурит моя камеристка Решерей, а она, несомненно, ко мне подослана. Ее любовник, и это всем известно, – Гувион, комендант Тюильри. Вы понимаете? Я ее подозреваю. Она шпионка… А завтра у нее выходной. Мы уедем завтра, и так будет надежнее.
Когда королева решила, королеве не перечат. Через десять минут после нашего разговора из Тюильри уже помчались надежные нарочные в кавалерию Буйе, к гусарам Шуазеля, в Монмеди и Шалон и, наконец, к Ферзену, с сообщением о том, что задуманная операция переносится на двадцать четыре часа – с 19 на 20 июня 1791 года.
4
Следующее утро предвещало такой же жаркий и душный день, как и прежде. Спать приходилось с открытыми окнами, и уже на рассвете спящих донимала жара. Ехать, а тем более бежать в такую жару я считала истинной мукой.
Я провела ночь в Тюильри, но спала не более получаса. В соседней комнате я слышала беспокойные шаги Марии Антуанетты. Людовик XVI, когда я его видела, был невозмутим и спокоен. Он даже в эти тревожные часы не потерял аппетита, которым всегда отличался.
Утром камеристка, вызвавшая подозрения королевы, ушла, и я получила возможность подняться к королеве. Она уже была тщательно одета, завита и напудрена, подле нее находилась фрейлина мадемуазель де Невей.
– По-видимому, ваше величество, – сказала я, решив не скрывать своего мнения, – вы совершенно напрасно обидели недоверием камеристку Решерей.
– Но ведь ее любовник – Гувион, комендант Тюильри!
– Если бы она ему что-то рассказала, Национальная гвардия не была бы так беспечна. А сейчас гвардейцы мирно пьют утренний кофе, чистят палаши… А ружья бросили у стен. Уверяю вас, к вечеру они будут пьяны.
Королева нахмурилась. Я понимала, о чем она думает. Был потерян день, самое подходящее время ушло безвозвратно. Именно вчера все роялистские силы были собраны в кулак. А сегодня… Кто мог поручиться, что и сегодня дела обстоят таким же образом?