Николай улыбнулся и кивнул головой. Теперь он понял.
– Ах, ну конечно. Я только что вернулся оттуда, где я обычно отдыхаю. Поэтому-то мне и не нужно было смотреть на доску.
– Объясни мне, пожалуйста, почему тебе не нужно было смотреть на доску, Никко.
– Я… а… ну, понимаете, я отдыхал.
Николай видел, что Отакэ-сан не понимает его, и это смущало мальчика, так как он полагал, что такой отдых обычен для всех людей.
Откинувшись на своем сиденье, Отакэ-сан положил под язык еще один мятный леденец, которые он постоянно посасывал, чтобы облегчить боли в желудке, возникшие в результате долгих лет жесткого самоконтроля и напряжения профессиональной игры.
– А теперь скажи мне, что ты имеешь в виду, когда говоришь, что ты отдыхаешь.
– Мне кажется, “отдых” – не совсем подходящее слово для этого состояния, учитель. Но я не знаю понятия, которым можно было бы определить его. Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь говорил об этом. Но вам, должно быть, знакомо это ощущение. Это чувство, точно ты уезжаешь, не трогаясь с места. Это… вы понимаете… это перетекание во все, что тебя окружает и… постижение всех вещей.
Николай пришел в замешательство. Ощущение это было слишком простым и естественным, чтобы его можно было объяснить словами. Все равно, как если бы учитель попросил его объяснить, как он дышит, или рассказать, что такое аромат цветов. Николай нисколько не сомневался: Отакэ-сан прекрасно понимает, что он имеет в виду; в конце концов, ему достаточно вспомнить свои собственные ощущения в подобные минуты. Зачем же он тогда задает такие вопросы?
Нагнувшись вперед, Отакэ-сан тронул мальчика за руку:
– Я знаю, Никко, что тебе трудно выразить это словами. Мне кажется, я немного понимаю твои ощущения – не потому, что и я испытывал что-либо подобное, но потому что я кое-что читал об этом, так как вопрос этот всегда меня интересовал. В книгах это называют мистицизмом.
Николай рассмеялся.
– Мистицизм! Ну что вы, учитель…
– Ты рассказывал кому-нибудь об этой… как ты ее назвал?.. Способности уезжать, не трогаясь с места?
– Нет. Зачем вообще нужно говорить об этом?
– Ты не говорил об этом даже нашему доброму другу Кисикаве-сан?
– Нет, учитель. Мне никогда не приходило в голову. Я и сейчас не понимаю, почему вы задаете мне такие вопросы. Вы смущаете меня. Я чувствую, что мне становится стыдно.
Отакэ-сан сжал его руку.
– Нет, нет. Тебе нечего стыдиться. И нечего бояться. Понимаешь ли, Никко, то, что ты ощущаешь… и то, что ты называешь “отдыхом”… это не совсем обычно. Есть люди – их очень немного, – которые иногда, в очень слабой форме, испытывают подобные ощущения в юности. Это то самое состояние, которого праведники стремятся достигнуть отречением от мирских благ и медитацией, глупцы же для этого прибегают к наркотикам. Во все века и при всех цивилизациях существовали избранные люди, которым удавалось достигнуть этого состояния безмятежного спокойствия и единения с природой (я употребляю эти слова для определения подобных ощущений, поскольку именно так о них говорится в книгах), минуя долгие годы жесткого, изнурительного самоконтроля и отречения от всего земного. По всей видимости, ощущение это приходит к ним просто и естественно. Таких людей называют мистиками. Это не слишком удачное определение, так как оно содержит в себе оттенок чего-то религиозного и магического. Пожалуй, все слова, которые употребляют для того, чтобы описать такое состояние, звучат слишком громко и высокопарно. То, что ты называешь “отдыхом”, другие зовут “экстазом”.