Остер округло поводит рукой, словно предоставляя Бентивеньи право и честь высказаться первым.
— Блестяще, — говорит Бентивеньи, едва сдерживая досаду. — Но почему я, экцеленц, узнаю об этом последним? Чем подал я повод для недоверия?
Глаза Канариса делаются, стеклянными.
— Ничем! Но я полагал, что не подотчетен своим подчиненным! Надобно ли повторяться, что в разведке все построено на исключениях, а не на правилах? Бергер — исключение, поскольку посылал его я и действиями его руководил я же. У вас, генерал, было широчайшее поле для приложения сил — половина континентальной Европы. Неужто вы столь жадны, что не в состоянии подарить мне одну-единственную Швейцарию? Она так мала и так второстепенна!..
Когда Канарис шутит, никогда не предугадаешь, чем все кончится. Бентивеньи от юмора адмирала хочется поежиться. Он спешит спасти положение.
— А Германия? Она очищена от агентуры вами!
— Вы имеете в виду группу Шульце-Бойзена? Увы, это сделало гестапо.
— А Харнака… и этой — Альты?
— Да, Альты — Ильзы Штебе… Такие имена надо помнить, генерал… Хорошо, что вы сказали о них. Я долго думал над их делами… Да, да, представьте, мне все казалось, что мы не извлекли всей пользы от следственного и розыскного материала. Так оно и есть.
Остер деликатно покашливает.
— Но группы обезврежены, экцеленц. Что же еще?
— Система, Остер… Шелленберг всех и вся валит в одну кучу. Он и Кальтенбруннер докладывают фюреру, что вся Европа покрыта сетью русских разведывательных организаций. Они утверждают, что группы связаны между собой и представляют единое целое. Когда подобное заблуждение используется в пропагандистских целях, я готов оставить его на совести авторов и не опровергать. Одними плакатами со словечком «Тс-с!» не мобилизуешь бдительность немца. Пусть думает, что враг везде, и держит язык за зубами… Но в интересах контрразведки как таковой — не раздувать миф о гигантской сети, а трезво посмотреть в глаза жестокой правде.
Остер открывает было рот, но тут же сжимает губы.
— Вы что-то хотели добавить?
— Нет, экцеленц.
— Хорошо… Так сколько же групп действует? Много или мало?.. — Канарис выдерживает паузу. — Очень мало, господа. Я имею в виду профессионально обученные кадры, а не случайных лиц, используемых как источники и для связи. Вспомните Берлин. Три-четыре активных разведчика и сколько-то помощников, не всегда осведомленных о том, кому они дают сведения. Знал ли, скажем, Шульце-Бойзен о других берлинских группах? Ровным счетом ничего! Ограниченная численность, изолированность и полная конспирация — таков принцип русских.