Дом без ключа (Азаров, Кудрявцев) - страница 146

— Пересаживайтесь, — предлагает он. — Я решил не звонить вам сегодня, а подождать на улице. Вы чем-то огорчены?

— Нисколько, — говорит Мейснер.

— У нас есть время?

— Полчаса.

— Прокатимся немного, а Курт постережет мотоцикл.

— Пусть лучше проедется до «Лютеции» и обратно, — мрачно замечает Мейснер. — Дежурный все равно спишет показания спидометра, а километраж до «Лютеции» известен всем в штабе.

Бергер присвистывает.

— Дело дошло до этого? Ну-ну… Садитесь.

Мейснер лезет в «хорьх», а тощий ефрейтор, сидевший до той поры рядом с Бергером, оседлывает мотоцикл. В зеркальце, укрепленном на переднем крыле машины, отражается перспектива пустой улицы, и Мейснер, нервно зевая, отодвигается в угол.

Из десятка галстуков, висящих на спинке стула, Бергер выбирает синий, холодного оттенка, с тонкой белой полоской и, прикусив кончик языка, вывязывает его плотным треугольным узлом. Галстук скромен, и только этикетка «Дом Диор» указывает на то, что его стоимость равна двухнедельному жалованью пехотного лейтенанта. Такие галстуки — в единственном экземпляре! — шьются для настоящих знатоков моды. Во Франции Бергер может позволить себе носить костюмы «от Пакэна»,[14] обувь, сшитую на заказ, и тончайшие рубашки из леннобатиста. Проблемы цен для него не существует. Победитель в стане поверженных, он берет все, платя за это реквизированной при разгроме Франции валютой. Бергер был среди тех, кто первым в составе батальона «Бранденбург» вышел за линию Мажино. Абвер торопился наложить руку на частные коллекции, собрания картин в старых родовых замках и еврейские вклады в банках. Эти ценности предназначались на разведку, и даже у РСХА не хватило духу оспаривать право Канариса на владение ими. Сам лично Бергер не присвоил ни франка, но зато оклад его содержания был повышен адмиралом до ставки французского министра. В расходовании секретных сумм Бергер подотчетен только ему и никому другому. Что же касается Канариса, он не экономит на мелочах. Бергер помнит, что, когда Остер намекнул было на несоразмерность оклада с невысоким его чином, Канарис с улыбкой отпарировал: «Это французские деньги, Остер! Не вижу оснований их жалеть. Рейхсмаршал Геринг дал нам образец. Вот его слова: „Раньше мне все же казалось дело сравнительно проще. Тогда это называли разбоем. Это соответствовало формуле отнимать то, что завоевано. Теперь формы стали гуманнее. Несмотря на это, я намереваюсь грабить и грабить эффективно“… Впрочем, не надо ссылаться на Геринга публично. Забудьте об этой фразе, Остер. И вы, Бергер, тоже».