Сидевшие у огня рассмеялись. Когда смех затих, Жорж, который лежал на траве, повернулся ко мне:
– Так что будем делать?
Я обвел всех взглядом.
– Продолжим, – сказал Альфонс. – Стефен разорил наш город. Поэтому мы здесь, разве нет?
– Храбрый парень, – хмыкнул Жорж. – Да вот только завтра под стенами можешь остаться ты.
– Надо таранить стену, – предложил Даниель. – У реки она укреплена не так сильно. Установим там баллисты и будем обстреливать весь день. Рано или поздно пробьем.
– Может быть, и от короля ответ получим, – вставил отец Лео.
– Сейчас осень, – продолжал Даниель. – Ты был в Антиохии, Хью. Сам знаешь, что осада никогда не бывает однодневной. Стефен выжег собственные поля. Продовольствия и воды не хватит на всю зиму.
Я вздохнул. Так или иначе этот вопрос нужно было задать.
– Кто за то, чтобы принять условия Стефена?
Я ждал ответа. Все молчали.
Наконец Жорж, опираясь на палку, поднялся с земли.
– Мое дело – молоть зерно, а не воевать. Но мы все сделали свой выбор. Мы все потеряли любимых и близких. Моего мальчика Ало. Твоих друзей... Одо. И что же, все это было напрасно? Разве их смерть...
– Кто это тут говорит о смерти? – рявкнул из темноты знакомый голос.
Все повернулись.
– Боже... – прошептал мельник, бледнея, словно увидел привидение.
Кузнец медленно приковылял к костру. В изорванных, заляпанных кровью доспехах, со спутанными волосами, весь в колючках, он был похож на живущего в лесу отшельника, который только что повстречался с медведем. В глазах его застыл ужас.
Я хотел подняться и обнять его, но сил не хватило даже на то, чтобы протянуть руку.
– Где это тебя так долго носило?
– Эти, в зеленом, так меня облепили, что пришлось покувыркаться, пока сбросил. – Он устало усмехнулся. – Есть что выпить?
Я все же поднялся, обнял его и похлопал по спине. Одо поморщился. Руки его были в ожогах, а на ноге зияла глубокая рана. Кто-то протянул ему мех. Кузнец сделал большой глоток и, обведя нас всех взглядом, покачал головой.
– Дерьмовый выдался денек, а?
Мы молчали.
– Ну что ж... – Он повернул ногу и, набрав в кружку эля, плеснул на рану. – Шшш... Ничего. Насуем им завтра.