– Привет, Лулу! – крикнул он Стиви, как будто она всего лишь прогуливалась по холму.
Ему было пятьдесят, он был красив, как кинозвезда, и казался частью декорации с разрушенным замком.
– Привет, командор, – откликнулась она.
Он дал ей прозвище Лулу, потому что своими черными волосами и запутанными любовными историями она напоминала ему голливудскую актрису немого кино Луизу Брукс. Она же именовала его «командор», потому что именно таков был его чин перед выходом в отставку.
– Ты сегодня рано, – сказал он.
– У меня много всего на душе, – ответила она.
Генри поднял брови.
– О, нет! – произнес он.
Это был очень высокий и крепко сложенный мужчина с седыми волосами, выцветшими от солнца голубыми глазами и обветренным от почти тридцатилетнего стояния на мостиках разных военных судов румяным лицом.
– Что? – переспросила она.
– Кто этот счастливчик?
– Я не влюблена.
– Лулу, ты всегда влюблена. Это твое благословение и твое проклятие.
– Больше проклятие, – сказала она, подавляя слабую улыбку.
Она отвернулась, чтобы скрыть вспыхнувшее лицо.
Они двинулись по круглому булыжнику по направлению к тому, что тетя Аида именовала «сосновой пустошью», лесу из белых сосен и кедров, протянувшемуся вдоль всей дороги на Маунт-Ламентейшн. Застройщики не раз предлагали ей уйму денег за эту землю, но она поклялась, что скорее умрет, чем продаст хотя бы малость.
Генри зажег сигарету и протянул ее Стиви. Она раза три затянулась, выпустив три колечка дыма, и вернула ее обратно.
– Ты прививаешь мне пагубные привычки, – улыбнулась она.
– У кого-то их много, а ты так мало себе позволяешь. Ты теперь непьющая, я потерял собутыльника, – сказал он.
Они смеялись и передавали друг другу сигарету, глядя, как туман рассеивается с устья реки. Звуки сирены продолжались, хотя пролив теперь был виден, спокойный, гладкий и серебристо-голубой, весь в точечках лодок, за которыми тянулись извилистые линии белых следов. Поперек пролива толстым грязным стержнем выделялся восточный мыс.
– Ты не хочешь мне рассказать? – спросил он.
Она покачала головой.
– Тебе трудно, дитя мое, – сказал он. – Ты даешь так много, а получаешь так мало.
Она взглянула на него исподлобья:
– Правда? Я чувствую, что несчастна с каждым, кого люблю.
– И это тоже, – согласился он.
Генри никогда не был женат, но у него была длительная связь с одной женщиной из Ньюпорта. Она порвала с ним в прошлом году, и хотя он внешне перенес это со стоицизмом, свойственным моряку, в действительности сердце его было разбито. – Любовь – это беда для всех заинтересованных в ней.