Должен сказать, что это очень похоже на наш поход. Людей мы пока не пожираем, но, может быть, это еще впереди?
Чтобы понять Россию, надо побывать в ней. Никакие описания и рассказы здесь не помогут. Может быть, об этом народе сказал Петрарка: там, в северной туманной стране, родится племя, которому умирать не больно. Я не считаю себя трусом, но мне страшно. Это же сказал в разговоре со мной герцог де Виченца. А в его мужестве никто еще не сомневался.
Ваши мысли о французской литературе меня позабавили. С грустью признал я, что вы во многом правы. Писатели наши либо в опале и на чужбине, либо пишут верноподданнический бред. Музы переселились в Германию и в Англию.
Меня беспокоит то, что вы пишете о моем брате. Я знаю Марка. Он может теперь решиться на что-то гибельное и сумеет увлечь своих друзей.
18. Николай Истомин — Сперанскому
Любезный Михайло Михайлович! Наконец имею возможность писать вам, не опасаясь любопытных глаз. О великих и грозных событиях, коих был я свидетель, знаете вы от многих. О счастье своем писал я вам прошлый раз. Ныне поделиться хочу сомнениями, тяжко мне на душе лежащими. Дошел ли до Нижнего слух о самозванце? Так вот, мне известно, кто есть сей самозванец, именем Наполеона крестьянам нашим волю дарующий. Поверите ли: это некто поручик Глинский, игрок и бретер, но, впрочем, добрый и весьма неглупый малый. Я его в Петербурге знавал: он известному вам Андрею Татищеву близкий приятель был. Месяца за два до войны вынужден он был полк оставить после какой-то неблаговидной истории. Вины его, однако, как Татищев уверяет, не было, а лишь стечение обстоятельств.
Представьте же мое положение. Я послан с пакетом, попадаю в руки неизвестных, отведен к их главарю, коего они с и р о м именуют. И вижу в избе близ Волоколамска… живого Наполеона. Не сразу понял я, что со мной происходит. Глинский же меня сразу узнал. Надо сказать, что по причине сходства он еще в пажеском корпусе прозвище Наполеон имел.
Он выходит изменник отечеству. Мой долг убить его аки пса, не глядя на последствия для себя. Он же меня сердечно обнимает, велит подать шампанского…
Как я его убью? Да и оружие у меня отобрано. Но не то главное. А главное то, что этот дуэлянт эмансипацию крестьян, о чем я мечтал лишь, на деле делает! Под именем деспота иноземного, но делает. «А как иначе возможно?» — спросил он меня. Я ему говорю: после войны, после победы… Он смеется, да и я верю ли подлинно?
Но и другое понял я: для Глинского все это игра, авантюра неслыханная, которой он, может, всю жизнь ждал. Натура у него такая: игрок до мозга костей!