– А ее он тоже бил?
– Иногда. Когда она уходила от нас, он ей клялся, что станет другим, но потом все начиналось сначала. Раза два она даже полицию вызывала, но когда они начинали задавать мне вопросы, я лгал, потому что знал, что мне за это потом будет.
– Вы, наверное, вспоминаете об этом со злостью? Несколько минут он сидел молча, скрестив руки и покачивая ногой. Похоже, он старался сдержаться.
– Больше я об этом говорить не могу. Не заставляйте меня. Я с ума сойду.
После его ухода я почувствовала страшное раздражение против его родителей.
При встрече с Захарией, я сказала, что, по моему мнению, мне удалось понять, почему Ник домогается меня, и передала ему наш последний разговор.
– Это частично объясняет его внутреннюю раздвоенность, – сказал Захария. – В таком ребенке часто развивается второе «я», которое навсегда остается юным, одиноким, обиженным и весьма агрессивным.
– Я никогда не понимала, как может отец или мать так относиться к маленькому, беззащитному человечку, но думаю, что такие родители обычно сами подвергались оскорблениям. В своем ребенке они видят того самого ненавистного ребенка, который запрятан в них самих.
– А как вы относитесь к тому, что он с ума сойдет, если будет говорить об этом?
– Он и так уже наполовину сумасшедший, и именно потому, что молчал. Ему необходимо как бы реанимировать свои чувства – чувство ярости, обиды – это были здоровые чувства.
– Но он ясно дал понять, что не может этого сделать.
– Тогда дайте ему время. Достижением можно считать уже то, что он вам доверился и рассказал все это. Возможно, сейчас он затаится на некоторое время, но потом, если он сам этого не сделает, вы должны вернуться к этому вопросу.
В субботу я на своей шкуре почувствовала, что такое тяжесть домашних забот, которую всегда безропотно тащила на своих плечах мама. Я вымыла пол, зажгла ароматизированные свечи, повесила в ванной чистые полотенца для гостей, а на стол водрузила вазу с орхидеями. Единственное, о чем мне не надо было беспокоиться, так это о самом обеде.
Умберто приготовил потрясающий грибной суп, салат из ранней зелени и крабов, вареного морского окуня с гарниром. В который раз я была поражена его кулинарными талантами. В шесть тридцать я сказала, что собираюсь накрывать на стол. Он показал на мамин фарфор.
– А почему ты никогда не пользуешься ими?
– Нет, лучше не надо.
– Такой фарфор придаст столу изысканный вид.
– А я и не хочу никакой изысканности, – огрызнулась я. – Пусть все будет просто. Мои простые тарелки тоже неплохо выглядят.
У Умберто брови полезли наверх от удивления.