Лариса Жолдак расспрашивала обоих стариков об этом дне уже много раз и надоела им хуже горькой редьки. Разумеется, и Подольный, и Птушко очень ей сочувствовали и переживали, что их приятель так нелепо и трагически погиб. Однако в сложные их стариковские рефлексии вплеталась и мысль, не лишенная некоторой странной гордости относительно прихотливого выбора судьбы: вот я на девятом десятке, еще живу, двигаюсь, пиво пью, а Димки-то Жолдака уже и нет на белом свете. Вон, какая жизнь — хитрая штуковина… Да и жен своих оба уже похоронили, а дети — дети что ж, давно разъехались, у них своя жизнь и свои дети.
Алла Снегур созвонилась с ними и сказала, что, находясь в Придонске уже несколько дней, просто считает своим журналистским долгом неформально пообщаться с его старейшими жителями и заслуженными работниками образования.
Подольный и Птушко жили на одной лестничной площадке в том же доме, что когда-то и Дмитрий Антонович Жолдак (а сейчас его дочь), там вообще было много педагогов. Они долго спорили, у кого принимать столичную журналистку, хотели уже было встретить ее возле подъезда, и пусть сама решит, но потом сообразили бросить жребий, и жребий пал на бывшего учителя труда и физкультуры. Они перешли к Птушко и с энтузиазмом занялись готовкой. Процесс этот заключался в открывании банок консервов и извлечении с антресоли «особо ценных пород водки». Но на фоне унылого повседневного быта им казалось, что они делают что-то особенное.
Алла внимательно их оглядела и нашла, что восьмидесятилетние старички выглядят, как… восьмидесятилетние старички.
На столе стояла початая бутылка водки и нехитрая закуска.
— Садись, дочка, выпей, — строго сказал Подольный. — У нас поминки.
— Кто-то умер? — автоматически спросила Алла, беря предложенную ей рюмку.
— Да, — буркнул Подольный.
Оказалось, в этот день старички всегда поминают. Дело в том, что в 1994 году в Москве, у Мавзолея, был упразднен Пост номер один. Указ об этом через год после трагических событий октября 1993 года подписал тогдашний президент Борис Ельцин.
— И вот, — замогильным голосом возвестил Птушко, — усыпальница вождя мирового пролетариата, возле которой днем и ночью нес вахту Кремлевский гарнизон, окончательно перестала быть официальным государственным символом страны!
Боже, подумала Алла, куда я попала?! Ведь покойный Жолдак вроде был антикоммунистом. Как же он с такими дружками уживался!
Оказалось, впрочем, что и Виктор Серафимович Подольный, и Иван Иванович Птушко тоже мыслили диалектично и свои убеждения в старости пересмотрели. Однако тут имелся другой существенный момент. Дело в том, что у Птушко имелись две дочери, одна из которых вышла замуж за сына Подольного, так что, ко всему прочему, старички являлись еще и родственниками. Сын Подольного, Виктор Викторович, был военным в чине ни больше ни меньше генерал-майора, и карьера его до поры до времени протекала очень даже здорово, поскольку служил он в Москве и командовал тем самым подразделением, военнослужащие которого и несли службу на Посту номер один. Своим искусством солдаты овладевали месяцами. Для этого — скрытый от глаз широкой публики — существовал даже специальный деревянный макет Мавзолея. Ровно за две минуты и тридцать пять секунд караул проходил от Спасской башни до своего поста. И каждый день за торжественной церемонией наблюдали несколько сотен москвичей и гостей столицы. Но после того как главный пост перенесли, звезда Виктора Подольного закатилась, он больше не рос в званиях, а потом и вовсе был отправлен в отставку.