Клыч проиграл сначала верхнюю одежду, потом нательную рубаху, одеяло, подушку… Барак застыл зловещей звенящей тишиной.
— На представку, — попросил Клыч.
— Валяй, — неохотно ответил Славик.
Клыч отыграл брюки, рубашку, подушку и проиграл все снова. Он обвел тяжелым взглядом барак и уставился на меня.
— Иди сюда! Я подошел.
— Снимай телогрейку!
Под телогрейкой было только казенное белье. А на казенное Славик не играл.
— Вон! — рявкнул Клыч.
Оглядевшись, он поманил грязным пальцем бывшего инженера Плотникова.
— Снимай!
Плотников дрожащими руками снял телогрейку. Под грязной нательной рубахой был надет шерстяной свитер. Я знал, что это подарок его жены, что этот свитер Плотников не снимает уже год, стирает в бане и сушит на себе, чтобы не украли.
— Снимай! — повторил Клыч.
— Не сниму, — угрюмо ответил Плотников.
Его сбили с ног, он отчаянно отбивался, кусался.
— Вот падаль! — заорал дневальный Сенька, который вообще-то привечал Плотникова за ученость и даже подливал ему иногда лишнюю поварешку супчика.
Теперь он присел перед Плотниковым, выдернув из валенка заточку, и легонько ткнул в грудь бывшего инженера. И Плотников начал медленно заваливаться на бок.
В мерцании света бензинки было видно, как стаскивают одежду с коченеющего тела.
Я прикрыл глаза. С этим ничего не сделаешь. Ничего.
ИЮЛЬ 1945, Львов
Зингер подобрался к зданию склада с тыльной стороны, как и в прошлый раз. Но нынче что-то здесь было не так, он чуял это звериным своим чутьем. Хоть и ходил, так же как и вчера, взад-вперед охранник, и не было ни людей лишних, ни тем более собак, Рудольфу что-то не нравилось. Он напряженно вслушивался в шаги охранника. Вчера они были мягкими, ленивыми, неспешными. Видимо, кому-то не очень верилось, что воры вернутся на склад. Сегодня солдат ходил слишком четко, ровно отмеривая шаги, будто был под присмотром. Внимательно вглядываясь во тьму, он заметил в тени деревьев чей-то силуэт.
Прижавшись к земле, Зингер по-пластунски переместился вдоль забора к улице. Преодолев еще с десяток метров, Зингер оказался у самой обочины дороги, и затих в траве. Дорога едва освещалась слабым светом фонарей. Тот, кто следил за ним, — а за ним следили, он был уверен — тоже затаился где-то неподалеку.
Зингер думал. Если не напали сразу, значит, пытаются выследить. Если он покажет, что обнаружил слежку, его, скорее всего, возьмут. Следовательно.
Он встал, отряхнул форму лейтенанта, постоял, как бы прислушиваясь, и зашагал вдоль дороги к центру города, каждую секунду ожидая, что сзади на него набросятся. Но никто не помешал ему отыскать модный ночной ресторанчик, где он тупо просмотрел программу варьете, благо Советы не успели еще запретить западные штучки Львова. Все-таки выставили засаду, сволочи, думал он, кусая тонкие губы. И наверняка сидят здесь, в этом зале, чтобы отследить его обратный путь. Нужно было что-то предпринимать.