Турецкий взглянул вопросительно на Хромова, и потом оба — на адвоката. Непонятно было, что конкретно имел в виду Базыкин под термином «базар»?
Тот несмело посмотрел на хозяина, и Базыкин, наконец, понял, видимо, что его слова нуждаются в разъяснении.
— Да, — сказал он. — А ты, Семен, займись этими жуликами. Трепачи поганые… Терпеть не могу! — Он посмотрел на Турецкого и непонятно хмыкнул: — Как последнего лоха развели, а? Да вы, да мы… Правда, что ль, насчет мотоцикла-то?
Турецкий с серьезным выражением на лице молча кивнул, слова были не нужны.
— Передайте… вашим. Приношу извинения.
Хромов забрал бумаги, лежавшие перед Базыкиным и торжественным жестом протянул их Турецкому. Александр Борисович встретился взглядом с Базыкиным, хмыкнул, улыбнулся вопросительно и, забрав бумаги, сунул их небрежно в свою папку. Но подумал секунду-другую и раскрыл молнию. Достал распечатку и снова взглянул на Базыкина.
— Не понадобится?
Тот впервые за все время разговора улыбнулся, просто скользнула улыбка по губам, и сказал:
— Давайте… — Взял, небрежно протянул адвокату и спросил у Турецкого: — Девчонка-то хоть способная?
— Мировая девчонка, — показав большой палец, ответил Александр Борисович.
— Ну, дай ей, Бог…
— Мы свободны, господа? — тут же влез адвокат.
— Да, разумеется, — официальным тоном ответил Хромов и поднялся. — Благодарю вас, господа, что решили миром эту мало приятную проблему. Всего хорошего… Ну, что, отметим? — сказал он, когда Базыкин с Денежкиным покинули кабинет.
— Как скажешь. Только, если можно, ближе к концу дня. Мне еще в школу, к директрисе, надо поспеть.
— А мне все равно, давай хоть завтра.
— Тогда вот тебе моя визитка, и звони в течение дня на мобилу, идет?
— Заметано!
Эпилог
НЕЛЬЗЯ БЕЗ «СЮРПРИЗОВ»
Люська, хохоча, рассказывала матери, как это было…
Ирина Генриховна пересилила, наконец, свою неприязнь к «старым и некрасивым» женщинам и приняла приглашение счастливой, а оттого заметно помолодевшей Дины Петровны, которая только и могла отблагодарить своих «спасителей» — и избавителей, — добавлял Филипп, — от всех неприятностей последних недель накрытым дома праздничным столом.
Между прочим, Филипп, заметил Александр Борисович, чувствовал себя здесь уже по-свойски. Не нагло, но уверенно. Что ж поделаешь, хотелось его подколоть, свято место пусто не бывает. Неправильно это, но ведь… Всему свое время, а если ты его прозевал, пеняй только на себя и ни на кого другого. Единственное, что еще как-то согревало в этом доме, были бесконечные дифирамбы в честь умнейшего, мудрейшего, ну и так далее, соседа. А что им оставалось еще делать? Только говорить правду.