— Однако, — продолжила она, — как заметил один великий писатель, из каждого свинства всегда можно вырезать кусочек ветчины. Поэтому почему бы и нам не прикинуть, какую пользу мы можем извлечь из ситуации, которая нам не очень, скажем прямо, по вкусу.
— Если есть конкретные предложения — давай! — как отрезал Гусаковский. — Нет? Значит, быстрее думай! И постарайся найти возможность пересечься с этим сопляком Журавлевым. Он должен постоянно помнить, что наш с ним договор остается в силе. Что бы ни произошло! Понимаешь?
Лидия кивнула, улыбнулась и, зачем-то оглянувшись, негромко сказала:
— Но ведь ты же не можешь отрицать, Андрей, что пользу от истории с Минаевым мы все равно свою извлекли?
— Ты о чем?
— Так ведь смирновское дело-то совсем ушло на задний план. Никто о нем и не вспоминает. Наша прокуратура возится. И будет еще возиться до скончания века, а где нежелательный шум?
— О господи, — вздохнул Гусаковский, откидываясь на спинку кресла, — если бы все решалось так просто!..
— Вот ты и высказал свое заветное желание, — усмехнулась Лидия, вставая.
— Перестань! — нахмурился Гусаковский, но голоса, однако, не повысил. — Не ровен час, услышит кто, ведь ни хрена не поймет, а вони будет!..
— Интересное дело! — хмыкнула она. — Оказывается, для нас важнее, чтоб не смердело?
— Во-во, стихами заговорила… Ты там подумай, как нам удобнее будет с Минаевым встретиться. Надо же…
— …отметиться. Правильно. Он завтра прилетает. Ехать в аэропорт — велика честь. А вот пригласить и высказать… это вполне. Ну а Журавлев, полагаю, перебьется. Пусть свое место знает.
— Ну ты — политик! — ухмыльнулся Гусаковский. — Принято, действуй.
Гордеев с Галиной приехали на Новослободскую к стеклянному вестибюлю Бутырской тюрьмы. Оставив спутницу в машине, Юрий Петрович поднялся к дежурному, предъявил свое удостоверение и поинтересовался, когда будет выпущен Минаев. Тот позвонил в канцелярию и предложил подождать: выйдет с минуты на минуту.
Юрий Петрович вернулся во двор жилого дома, примыкавший к тюремной проходной, чтобы предупредить Галину, и увидел запыхавшегося Евгения, бегущего от своей машины.
Жестом остановил Елисеева:
— Не торопись, не опоздал, — и пошел к своему «форду».
Женька двинулся за ним. Ни здравствуй, ни до свидания, будто и не расставались вовсе. Увидел Галину, сделал шутовское движение, мол, здрасте вам, госпожа! И повернулся к Гордееву:
— Ссориться с тобой у меня нет ни малейшего желания, но сказать, что я о тебе думаю, надеюсь, имею право? — Это прозвучало с откровенным вызовом.
Юрий Петрович, помогая Галине выйти из машины, скривился недовольно, словно от надоевшей мухи, и спросил в свою очередь: