Но этого не происходило.
Минувшим вечером Юрий Георгиевич встретился с Романом Петровым. Разговор двух бизнесменов был немногословным и жестким, как всякий деловой разговор. Вот только обсуждали они вещи, далекие от товарно-денежных отношений. Речь шла о проблемах, возникших в связи с делом о «русской мафии», которое раздували литовские спецслужбы, о президенте Василяускасе, который, вместо того чтобы занять активную позицию и приструнить непокорных, занял выжидательно-пассивную позицию.
— Этот болван совершенно неприспособлен к менеджерской работе, — сокрушался Петров. — Он даже под чужую дудку плясать не умеет. Он вообще ни хрена не умеет.
— Никто не думал, что придется воевать, — заметил Отаров. — Для роли, которую мы ему подготовили, Василяускас подходил больше всего.
Если бы кто-то слышал беседу бизнесменов со стороны, он бы, наверно, принял их за каких-то таинственных, всемогущих существ, вроде греческих богов, решающих, кому царствовать, кому жить, а кому умирать и что вообще делать с грешными людишками, которые забыли собственное место.
Поговорив о президенте и департаменте госбезопасности Литвы, который ставил бизнесменам палки в колеса, Отаров и Петров заговорили о Лапшисе. Это была еще одна мелкая, досадная неприятность, которую необходимо было ликвидировать, пока она не переросла в неприятность большую. Юрий Георгиевич изложил Петрову план Регины. Петров — после некоторого размышления — его одобрил. Таким образом, судьба Казиса Лапшиса была решена.
Из спальни послышался шорох. Отаров открыл глаза и напряг слух. Ничего. Наверно, Регина заворочалась во сне.
Регина! Это было единственное, о чем Юрию Георгиевичу приятно было думать. За долгую жизнь у Отарова было множество женщин: пожалуй, не меньше сотни, а то и больше. Но ни одна из них не запала Отарову в душу так глубоко, как Регина. Ни одна из них не смогла привязать его к себе. А Регина смогла; и это при том, что она совершенно не пыталась «привязывать» Юрия Георгиевича, а наоборот — всячески подчеркивала его и свою независимость. Она никогда ни на что не претендовала, принимая как данность, что отношения у них с Отаровым чисто деловые.
Однако в глубине души Юрий Георгиевич знал, чувствовал, что он тоже не безразличен Регине — и деньги тут ни при чем. Ну или почти ни при чем.
Однажды она ему сказала:
— Дорогой, мы не знаем, что с нами будет дальше. Поэтому не стоит ничего загадывать. Жить можно только одним мгновением, только сегодняшним днем. Проснулся утром, увидел солнце — радуйся, что жив.
— У тебя слишком экстремальный взгляд на жизнь, — заметил ей тогда Отаров.