Включился автопилот; белые пластиковые чашечки плясали и содрогались на маленьком откидном столике перед моим креслом, толкая и роняя пластмассовые ложки и большие, завернутые в бумагу куски сахара.
Я видел спину коренастого мужчины. Он что-то кричал. Пытаясь вспомнить всех, кто имел отношение к картотеке материалов по таянию льда, я подумал: а проверил ли Доулиш этого человека?
Высота восемь тысяч футов. Под нами зеленые вены улиц, освещенных в ночи неоновыми лучами. Затем только темное море.
Тонкие сырые ломтики хлеба беспомощно цеплялись за столик. Я съел один. В знак поощрения стюард налил горячего кофе из нагретого металлического кофейника. Плеяда огней смешивалась с льдинками звезд, разбросанных в пещерах неба.
Я дремал, пока не раздался звук «плонк-плонк» – шасси коснулись земли. Лампы в салоне зажглись в полную мощность, заставляя пассажиров открыть сонные глаза. Пока самолет приземлялся и подруливал к стоянке, возбужденные туристы хватали прошлогодние соломенные шляпы и бросались к выходу.
– Доброй ночи, сэр, спасибо, доброй ночи, сэр, спасибо, доброй ночи, сэр, спасибо. – Этими словами стюардесса провожала всех выходивших пассажиров.
Коренастый человек протолкался через весь самолет и подошел ко мне.
– Вы номер двадцать четыре? – крикнул он.
– Что? – нервно спросил я.
– Вы номер двадцать четыре. Я никогда не забываю лиц.
– Кто вы?
Его лицо сморщилось в разочарованной улыбке.
– Вы меня знаете, – прокричал он. – Вы живете в квартире номер двадцать четыре, а я – Чарли, молочник.
– О да, – пробормотал я. Это был молочник с глухой лошадью. – Отдыхай хорошо, Чарли! Когда вернешься, мы все уладим.
«Машины на Коста-дель-Соль», – сообщили из громкоговорителя.
Таможенники и иммиграционные чиновники сонно кивнули и поставили в паспорте штамп: «Тридцать дней».
Я опять увидел квадратную, плотную спину англичанина, пробивавшегося к автобусам на Коста-дель-Соль.
– Добро пожаловать в Гибралтар, – приветствовал меня Джо Макинтош, наш человек в Иберии.
По почти пустым улицам Джо повез меня в гостиницу для семейных морских офицеров. Было три часа сорок пять минут утра. Мы ехали по Еуропа-роуд, мимо военного госпиталя. На набережной два офицера, агонизируя, выташнивали свой путь к пристани, а третий сидел на тротуаре возле отеля «Куин».
– Кровь, рвота и алкоголь – вот что следовало бы изобразить на мундирах военных, – поморщился я, обращаясь к Джо.
– Так почти везде, – ответил он кисло.
После того как мы выпили по рюмке, Джо обещал приехать снова утром прежде, чем отправится дальше. Я лег спать.