Никогда галке ни прежде, ни после не приходилось так удивляться! Как будто перед каким-то призраком, высокий начал отступать перед шедшим на него длинноволосым человеком. Допятился он до товарища, который, увидев то, что держал перед собою длинноволосый человек и что блестело от невидимо откуда исходившего света, отпустил лошадь и также начал отступать. Так двигались они: длинноволосый и перед ним два разбойника. Вот один из них нерешительно поднял руку, снял шапку; другой быстрым движением скинул свою. Длинноволосый остановился, остановились и они.
Сидевший раньше на облучке поднял топор и сказал:
— Говорил тебе, не тронь. Видишь, попа везу. Эх ты, ворона!
Галка оскорблённо каркнула, но ни её, ни говорившего не слыхали те, что стояли друг перед другом.
— Ныне Христос родился, а что вы делаете, душегубы, разбойники! — произнёс тихий, старческий голос.
Молчание.
— Я, недостойный служитель Бога, святые дары везу к умирающему. И вы будете умирать, к кому вы на суд пойдёте?
Молчание, только хрустнула ветка под шевельнувшейся галкой.
— Любить друг друга заповедал Христос, а что вы делаете? Христианскую кровь проливаете, души свои губите. Убиенные войдут в царствие небесное, а вы?
Колена высокого подогнулись, и он упал ниц. Быстро последовал за ним и товарищ. Так лежали они в снегу, не чувствуя, как коченеют их пальцы, а над ними звучал тихий, старческий голос:
— Не мне поклонитесь, а Ему милосердному, который меня послал к вам навстречу. Он, человеколюбец, простил душегубца и татя.
— Батя, Прости, — прошептал высокий.
— Прости, батя, не будем, ей-Богу, больше не будем, — присоединился второй, поднимая голову.
Священник молча повернулся и пошёл к саням.
Галка не хотела признаваться самой себе, что она лично заинтересована в исходе дела. Неодобрительно каркая, она думала, что стоит лишь на страже интересов сословия. Действительно, хорошо будет житься галкам, если люди будут деликатничать друг с другом! Иронически встопорщив перья, галка сделала вид, что не смотрит на дорогу, но тотчас же обошла закон и скосила глаза на нарушителей междуживотного права.
— Говорил, милый человек, не тронь. Эх! Скидывай-ка пояс!
Высокий послушно развязал пояс и подал работнику, который медленно и толково прикрутил ему руки к лопаткам.
— Ну-ка ты! Чего слюни-то распустил? Давай пояс, — обратился он к другому.
— Ну, ну! — слабо запротестовал тот, косясь на священника, но развязал пояс и подал.
— Отпусти их, Степан, — сказал священник.
— Как это можно, отец Иван. Меня попадья заругает.
— Отпусти. Не людям дадут ответ, а Богу.