— Я хочу, чтобы ты сама убедилась…
Она отдала распоряжение вознице, тот задёргал вожжами, и вскоре возок въехал в большой двор, утопавший в густом жарко-приманчивом аромате печёного теста. Над обширным строением из сырцового кирпича возвышалось несколько труб, струи дыма уходили ввысь, пропадая в блеске солнца. Двери пекарни были распахнуты. Лишь только Виджайя сошла наземь, появился хозяин, упитанный с оплывшим лицом человек, чьё брюшко подтягивал широкий голубой кушак, затканный серебром. Хозяин торопливо приблизился, помахивая пухлыми кистями рук, и ещё на ходу начал цветистое приветствие, которое окончилось восклицанием:
— Славнейшая из достойных осчастливила меня!
Виджайя ответила миндальной улыбкой и сказала прочувствованно:
— Милейший Манджул, да пошлют тебе боги сто лет здоровья и процветания, разве есть ещё место, где свеженькое и горячее столь же вкусно, как у тебя?
Он облился блаженством, хитрость в его взгляде словно заснула на миг. Ему была представлена Акеми, которую опекунша назвала застенчивой фиалкой. Манджул прижал к скулам подушечки пальцев, показывая, что всецело согласен.
— У нас с собою халва, — говорила между тем Виджайя, — к ней были бы хороши белые хлебцы с тмином, хлебцы прямо из печи, которые так удаются Гопалу…
— Гопал сейчас печёт булочки с ванилью, и пусть дым выест мне глаза, если я говорю неуместное: мне кажется, тебе будет любопытно искусство моего нового пекаря, — с елейным выражением произнёс Манджул, — я дорого заплатил за него.
Красавица пошла в пекарню. Хозяин провёл гостий мимо помещения, где трудились пекари, оттуда пахнуло таким жаром, что Акеми почудилось: на ней вспыхнуло одеяние. В задней комнате с глиняным полом и стенами, обмазанными речным илом, отвердевшим и гладким, гостьи опустились на плетённые из камыша стулья.
Манджул возвратился с пекарем: молодым, худощавым и таким смуглым, будто его подкоптили; белая рубаха не скрывала грудь, что заросла густым волосом до шеи, жилистой, с остро выступающим кадыком. Хозяин, чьё лицо стало важно-торжественным, обратился к невольнику:
— Дилип, пусть эти стены будут свидетелями только удовольствия! Если же окажется не так, пеняй на себя!
Раб кротко склонил голову. Манджул с угодливой многозначительностью поглядел в глаза Виджайе и удалился. Она поманила Дилипа пальцем:
— Когда будешь доставать хлебы из печи?
— Да не прогневается госпожа — ждать совсем недолго, — ответил он, подобострастно кланяясь.
Она обратилась к Акеми:
— Я не хочу задыхаться. Помоги мне снять верхнее платье… — раздеваясь, сказала пекарю: — Не боишься, что хлебы пригорят, пока ты тут топчешься без дела?