Женщина попятилась. Один из воинов подступил ней ближе, с силой толкнул, опрокинув на сваленные в углу тюфяки, резким рывком задрал подол сарафана принялся шарить грязной рукой между раздвинутых ног. Настя сопротивляться не посмела. Насильник опростал свое напрягшееся достоинство, направил его в желанную цель и с силой вонзил на всю длину и принялся работать вперед-назад, с интересом наблюдя за реакцией на лице своей жертвы. Второй воин пошел вдоль полок, скидывая их содержимое на пол и лишь изредка заглядывая внутрь той или иной емкости.
Послышался сладострастный стон. Воин оглянулся на угол, но вместо получившего наслаждение друга, готового уступить свое место соратнику, увидел скрюченное судорогой тело, и поднимающуюся с тряпок зарумянившуюся девушку.
— Гарпия! — заорал воин, кинулся на порождение ужаса и по самую рукоять вонзил палаш ей в живот. Чистое и сухое лезвие вышло у девушки из спины, блеснув отточенной сталью, но она не упала, не отшатнулась назад и даже не застонала. Она схватила воина обеими руками за голову и прильнула к нему в долгом, страстном поцелуе…
* * *
Никита ждал свою жену несколько часов, каждую минуту надеясь на ее появление, и с каждой минутой все яснее понимая, что произошло несчастье. На лес опустились ранние осенние сумерки, затем деревья и кустарники укрыла непроглядная ночь. Хомяк ждал, сидя у стены шалаша и вглядываясь туда, где должен был находиться гребень холма. Временами он начинал проваливаться в полудрему — и в эти мгновения ему начинали чудиться женские крики, мольба о помощи или пощаде. Он вскакивал, хватаясь за топор, щурился в бархатистую темень… Ничего.
Как только небо начало светлеть, и в окружающем схрон мраке стали проступать светлые березовые стволы, Никита, накинув на правую руку петлю кистеня и спрятав грузило в рукав, побрел через заболоченную поляну к тропе, а по ней, поминутно останавливаясь и прислушиваясь к окружающим зарослям, покрался к деревне.
Из ивняка, окружающего родную ему Келыму, дом и окружающие сарайчики казались вымершими. Минут десять Хомяк сидел внизу, разглядывая селение сквозь гибкие ветви, потом вытянул из-за пояса топор, и двинулся по склону наверх.
На первую мумию он наткнулся на утоптанной проплешине между домом и двумя сараями. Сморщенное, сухонькое тельце лежало между длинным, любовно начищенным палашом и холщовым мешком с рассыпанными вокруг него гаечными ключами. Ключи Никита перенес в дом из своего «Доджа». Что с ними делать, он пока не знал, но и оставлять ржаветь в багажнике не хотел. Вторая мумия лежала возле соседнего дома, опустевшего после гибели летом его хозяев во время точно такого же набега. В сморщенном желтом кулачке она сжимала топор на длинной, длинной рукояти. Огромная кираса, из которой торчали тонкие ручонки и оскалившееся лицо, казалась прочной скорлупой ореха со сгнившим ядром.