Но не успел он насладиться забвением, как на плечо легла холодная рука:
— Это твои сани, раб?
— Нет! — испуганно дернулся Прослав и попытался вскочить, решив, что кража обнаружена.
— Тихо! — перед ним стоял рыцарь в доспехах, но без шлема. Над лагерем висела глубокая звездная ночь, со всех сторон слышалось сладкое посапывание. А сено и мешковину над тканью, по виду, никто не трогал.
— Ну, — опять тряхнул его рыцарь, — проснулся? Повозка с бомбардой твоя?
— Моя, господин, — чувствуя в животе наливающийся холодом ком, кивнул серв.
— Запрягай Только тихо, понял? — крестоносец сложил кулак из толстых стальных пластин, и Прослав торопливо закивал. — Запрягай, сейчас выступаем.
* * *
— Просыпайся, Семен Прокофьевич, — затряс кто-то медвежью шкуру.
Зализа шумно зевнул, открыл глаза, высовывая наружу голову. Увидел встревоженное лицо татарина и рывком сел:
— Говори, боярин!
— Лагерь орденский в полдни отсюда, — тяжело дыша, — ответил Мурат Абенович. — Немногим ниже Бора по реке.
— От нежить, зараза болотная! — со злостью ударил Зализа кулаком себе в ладонь. — Накликала все-таки!
— Кто? — не понял боярин Аваров.
— Много? — опричник встал, поводил плечами, покрутил руками, развернулся всем корпусом из стороны в сторону, одновременно и просыпаясь, и давая юшману обвиснуть вдоль тела.
— Думаю, больше тысячи будет, Семен Прокофьевич.
— Тебя не видели, Мурат Абенович?
— Как можно? — осклабился татарин. — Я костры посчитал. Две сотни с небольшим. У каждого обычно людишек пять греется. Так и получается, тысяча с небольшим. Палатки видел, но мало. Около двух сотен будет.
— Значит, две сотни рыцарей, а остальное — кнехты, — сделал вывод Зализа, задумчиво покусывая губу.
В общем, соотношение сил его особо не пугало. Если по коннице считать — две сотни ливонской конницы вдвое меньше четырех сотен бояр. Если по кнехтам — то восьми сотням пешцов удара четырех сотен кованной конницы не выдержать. Все вместе — примерно равная сила получается. Пожалуй, даже, орденцев меньше: после осады Казани, не раз встречаясь с татарскими разъездами, и сходив под Тулу, опричник привык, что врага нужно смело атаковать и гнать без оглядки, даже если его больше раза в два или три. Правда, кидаться на орденцев прямо сейчас смысла не имело. Ночь. Бояр поднимать невыспавшихся, да маршем гнать — устанут. Зачем с усталыми витязями бой начинать, если можно врага прямо здесь подождать, да свежими силами в него ударить?
— Что делать станем, Семен Прокофьевич? — негромко поинтересовался подошедший боярин Иванов.
Хотя ратники, вроде бы, все спали, весть об обнаруженном вражеском воинстве непостижимым образом распространилась среди людей, и многие бояре стали подтягиваться к государеву человеку, ожидая его решения.