Басманов насупился, с головы до ног оглядывая человека, назвавшего себя Аникой.
«Не иначе сказать хочет, что Ярослав и впрямь смертоубийство удумал, только сорвалось у него?» — думал опричник.
— Не по-доброму, говоришь? — переспросил князь, решая, не велеть ли стоящим неподалеку донцам скрутить оного Анику и в тот же острог упрятать по любому вздорному поводу.
— Страшно махали саблями, словно дети малые палками, — снисходительно цедил слова Аника. — Но умысла плохого в твоем человеке не было. Он свою саблю берег, все увернуться пытался да хитростью взять, а тот все гнал вперед и рубил, будто бешеный.
— А удар в живот ты видел? — пристально впился собеседнику в глаза Басманов своим пугающим даже царя взором.
— Не видал, — с готовностью отозвался Аника. Ярослав от досады даже зубами скрипнул.
— Так чего же ты воду мутишь? — взорвался Басманов.
Донцы надвинулись, готовые метнуться и скрутить Анику. Тот смерил их взглядом и улыбнулся безмятежно.
— Не видел я оттого, что в другую сторону смотрел.
— И куда же?
— А на бабу!
Один из донцов не удержался и громко захохотал, не смущаясь князя, столь забавным ему показались слова, а главное — совершенно серьезное выражение лица воина.
— Ты изгаляться над князем удумал, человече? — мрачно спросил второй донской казак, менее склонный к веселью, чем его приятель.
— Ни в коем разе, казаче, — покачал головой Аника — Хоть прелести той бабы и могли бы меня смутить по молодости, но сейчас меня больше волнуют чалые кобылы, да червонные жеребцы, чем коса от попы до затылка.
Первый донец зашелся таким гоготом, что Басманов едва удержался, чтобы не ударить его прямо в разверстый рот.
Будь перед ним простой ратник, да хоть и боярин какой — так бы и поступил крутонравый опричник, но бить казака — таковой смелости в нем не было. И за меньшую обиду кидались донцы с ножами на кого угодно.
— Так вот, — Аника, казалось, забавляется всем происходящим, а потому роняет слова медленно, успевая видеть и слышать все вокруг, каждый оттенок сказанного, сделанного и недосказанного. — Смотрел я не пониже спины на нее, а на белы рученьки. И видел я в тех рученьках зеркальце. Да не простое зеркальце — венецианское, сверкучее, что твоя водица, в которой заплутал весенний месяц ясный.
Басманов вмиг подобрался, словно гончая, взявшая давно чаянный верный след подранка.
— Оставь распевный слог для басенников, — сказал он, — и дело говори, Аника-воин.
Все дальнейшее, увиденное Аникой в мельчайших деталях, опричник воспринял с каменным лицом.
— Значит, прав я был, — заключил он. — Не мог Ярослав так бестолково пырнуть стрельца в потешной свалке.