А-а, в Африке реки вот такой ширины…
А-а, в Африке горы вот такой вышины.
А-а, крокодилы-бегемоты.
А-а, обезьяны-кашалоты.
А-а… А-а-а-а…
На «кашалотах» что-то затрещало, словно разрывали кусок брезента, и почти сразу в трубке раздались короткие гудки, но за секунду до этого – если мне не показалось – Семина песня стала криком. Меня опять тряхнуло, ударило спиной о потолок, и я выронил трубку. По тому, как изменился рев двигателей, я догадался, что заработала вторая ступень. Наверно, самым страшным для Семы было включать двигатель. Я представил себе, что это такое – разбив стекло предохранителя, нажать на красную кнопку, зная, что через секунду оживут огромные зияющие воронки дюз. Потом я вспомнил о Ване, схватил трубку снова, но в ней были гудки. Я несколько раз ударил по рычагу и крикнул:
– Ваня! Ваня! Ты меня слышишь?
– Чего? – спросил наконец его голос.
– Сема-то…
– Да, – сказал он, – я слышал все.
– А тебе скоро?
– Через семь минут, – сказал он. – Знаешь, о чем я сейчас думаю?
– О чем?
– Да вот что-то детство вспомнилось. Помню, как я голубей ловил. Брали мы, знаешь, такой небольшой деревянный ящик, типа от болгарских помидоров, сыпали под него хлебную крошку и ставили на ребро, а под один борт подставляли палку с привязанной веревкой метров так в десять. Сами прятались в кустах или за лавкой, а когда голубь заходил под ящик, дергали веревку. Ящик тогда падал.
– Точно, – сказал я, – мы тоже.
– А помнишь, когда ящик падает, голубь сразу хочет смыться и бьет крыльями по стенкам – ящик даже подпрыгивает.
– Помню, – сказал я.
Ваня замолчал.
Между тем, стало уже довольно холодно. Да и дышать было труднее – после каждого движения хотелось отдышаться, как после долгого бега вверх по лестнице. Чтобы сделать вдох, я стал подносить к лицу кислородную маску.
– А еще помню, – сказал Ваня, – как мы гильзы взрывали с серой от спичек. Набьешь, заплющишь, а в боку должна быть такая маленькая дырочка – и вот к ней прикладываешь несколько спичек в ряд…
– Космонавт Гречка, – раздался вдруг в трубке разбудивший и обругавший меня перед стартом бас, – приготовиться.
– Есть, – вяло ответил Ваня. – А потом приматываешь ниткой или, еще лучше, изолентой, потому что нитка иногда сбивается. Если хочешь из окна кинуть, этажа так с седьмого, и чтоб на высоте взорвалось, то нужно четыре спички. И…
– Отставить разговоры, – сказал бас. – Надеть кислородную маску.
– Есть. По крайней надо не чиркать коробкой, а зажигать лучше всего от окурка. А то они сбиваются от дырочки.
Больше я ничего не слышал – только обычный треск помех. Потом меня опять стукнуло о стену, и в трубке раздались короткие гудки. Заработала третья ступень. То, что мой друг Ваня только что – так же скромно и просто, как и все, что он делал, – ушел из жизни на высоте сорока пяти километров, не доходило до меня. Я не чувствовал горя, а, наоборот, испытывал странный подъем и эйфорию.