Для меня мода была источником средств к существованию. Когда я оглядываюсь на годы своей работы, мне становится жаль, что сегодня моя профессия почти не существует. Я был последним художником по костюму. Я владел карандашом, углем и кистью и использовал свое воображение, добиваясь чрезмерности изображаемого, заставляя все звучать по-новому. Если Диор делал талии тонкими, то я рисовал талии в шесть дюймов. Если Одри Хепберн придавала особое значение глазам, то на моих рисунках глаза были больше тела. Я любил моду, жил для нее, мечтал о ней. Дважды в год, когда Париж заставлял весь мир говорить о моде, я приходил туда, где демонстрировались коллекции под таким покровом таинственности, что нельзя было даже фотографировать. Но можно было делать наброски. Тогда-то я и приходил… Моими набросками пестрели репортажи о Париже. У художника по костюму пятидесятых и шестидесятых была определенная власть.
Следует отметить, что действительно только один лишний дюйм мешает мне официально числиться карликом. На дюйм выше нормы, вот как это называется. Если бы мой рост составлял пять футов и девять дюймов, а не четыре фута и девять дюймов, вся моя жизнь была бы совершенно иной. Возможно, это просто заблуждение, потому что вдобавок к моему крошечному росту я еще не очень привлекателен. Мое лицо даже отдаленно не напоминает классическое, а глаза, которые иногда называют «добрыми», скрыты очками. В индустрии, где от внешности зависит все, я мог выжить только благодаря своему таланту. К счастью, он у меня был: пальцами, руками, даже носом я чувствовал моду. Обращая внимание редакторов журналов мод на самые лучшие костюмы, я стал уважаемым художником.
Всю жизнь я работал в индустрии моды, но когда уехал в этот дом в Провансе, то сказал себе, что больше ни слова не хочу слышать о моде. Я прекратил подписку на «Вог», «Базар», «Дивайн», а вместо этого подписался на книги о садоводстве. Но не так-то легко избавиться от привычки длиной в целую жизнь. Мода у меня в крови, и недавно я опять потребовал все эти журналы. Когда я ложусь спать в этом спокойном сельском местечке, мои мысли по-прежнему о моде. «Скажи! — кричит она. — Скажи все!»
Когда я начал свой роман, я узнал то, что знают тысячи авторов: в образы только тогда можно поверить, когда за ними стоят реальные люди, которых ты знал. Итак, я начинаю с самого начала, не придумывая ни слова, а просто вспоминая то, что наблюдал; вспоминая, что мне говорили, когда я спокойно выслушивал великих мира моды, доверявших мне; вспоминая события, свидетелем которых был, и которые привели к сегодняшнему дню.