— Для него было бы куда лучше, если бы наркотик не был таким чистым. Кокаин такой чистоты может остановить сердце…
— Я думаю, ему в любом случае было лучше умереть — парень был конченный…
— Он не оставил ей ничего, кроме своего титула и массы долгов. Все торговцы наркотиками в Манхэттене говорят, что тот был должен им деньги…
— Ей нужен был лишь его титул, вы же понимаете… Они оба задирали нос перед другими людьми…
— Она не хочет покидать свою квартиру — винит себя в его смерти…
Сплетни, сплетни, сплетни… Смущенный Колин выслушал их все. Сейчас он ехал на встречу с Уэйлендом, собираясь вместе с ним пообедать. Он должен успокоить Уэйленда, встревоженного последней вспышкой ярости у Корал, когда та вцепилась в волосы модели и ударила ее по лицу, о чем, несомненно, будет напечатано в очередном номере «Лейблз» на следующей неделе. Колину было тяжело оттого, что приходилось скрывать свои подозрения. Он был почти уверен, что план систематического уничтожения Корал, конечно же, задуман Говардом Остином и кем-то из «Дивайн», возможно, Донной Брукс. Но хуже всего было предчувствие, что смерть Элистера Брайерли стала не только похоронным звоном по шестидесятым — за два года до их завершения — но также первой из многих трагедий, которые неминуемо поразят мир моды.
Легкие деньги и быстрые успехи середины шестидесятых начали испаряться в клубах дыма марихуаны и в ливнях кокаина. Появившаяся в шестидесятые одежда стала быстро выглядеть безвкусной, куцей и дешевой. Винил носился плохо. Статус — новое слово в мире моды — поднял голову, когда женщины захотели носить хорошую одежду, которая имела бы дорогой вид.
— Долой дешевку! — объявил Уэйленд.
Холстон был одним из первых американских дизайнеров, который предусмотрел возвращение этого консервативного взгляда на качество. За ним внимательно наблюдал Эд Шрайбер, у которого были свои собственные планы насыщения вновь открывающегося рынка. Мода, похоже, завершала полный круг, и Корал оказалась единственной, кто был готов к этому, предвидел это. Несмотря на взлеты и падения своих пристрастий, свое эксцентричное поведение, свои наскоки и выпады, она все же сохранила острый взгляд в будущее, все еще понимала эволюцию моды как никто другой.