Занята? Ха-ха!..
Мне жутко хотелось пойти с Джеффри в театр. И не важно, что он первым делом пригласил Шэрон. Не имело значения и то, что он не упомянул о том, как сначала предложил то же самое Шэрон. Не имело значения даже то, что я терпеть не могу оперу. Но я, конечно, отклонила приглашение. Если уж моя сестрица ради мамы устояла перед ним, то и я, черт возьми, устою.
Вечером в понедельник я позвонила Шэрон и проинформировала ее об экстренном визите к доктору Гиршону (утаив от нее, что он пригласил меня в театр). Я сказала сестре, что меня тревожит психическое состояние мамы, и, на мой взгляд, нам необходимо выработать более тщательный план по уходу за ней – до тех пор, пока она не придет в норму. Шэрон согласилась. Поэтому мы уговорили Роуз, приходящую по вторникам домработницу, являться и по пятницам. Шэрон обещала приезжать на среду и четверг, так что мне остаются суббота, воскресенье и понедельник.
Новый план сработал. К концу недели мама стала гораздо спокойнее, потому что рядом с ней постоянно кто-то находился. Она лучше ела и спала, начала ездить к друзьям и даже опять занялась садом. Роуз тоже была весьма счастлива, получая плату за дополнительный день работы. А Шэрон довольна, что может спокойно заниматься своей работой, не переживая за маму. Единственной проблемой оставалась я. Я скучала по Нью-Йорку. Скучала по нашему сериалу. И чувствовала себя жутко одинокой.
Мне было так одиноко, что я даже позвонила Вуди. Его «слуга» сообщил, что Вуди снял виллу в Тоскане и не вернется на Манхэттен еще как минимум месяц.
Мне было так одиноко, что я позвонила Хелен. Та сказала, что Филипп переехал к бывшей редактрисе «Арлекина» и они поговаривают об усыновлении ребенка из Румынии.
– Но я уехала всего пару недель назад! Как же все это так быстро произошло?
– Филипп ведь торопыга? – усмехнулась Хелен, а потом обрушила на меня куда больше грязных сплетен, чем мне хотелось услышать.
Мне было так одиноко, что я позвонила аж коменданту моего бывшего дома, желая узнать, пересылает ли он, как обещал, мою почту, поскольку пока я ничего не получила.
– Все такая же настырная! – рыкнул он, как всегда, хамски. – Может, тебе никто не пишет. Об этом ты не подумала?
Мне было так одиноко, что вечером следующего понедельника, когда мама пожаловалась на то, что у нее немеет рука, я позвонила доктору Гиршону. Домой. Чтобы убедиться, нет ли у нее второго инфаркта.
– Я помню, что боль иногда отдается в левую руку, – сказала я, не уточняя, какая именно боль – Мне не хотелось бы рисковать.