Я вскочил с лавки и вытаращил на них заспанные глаза.
— Ну, что, басурман, — ласковым голосом обратился ко мне надворный советник, — вспомнил русский язык?
— Урус карош понимай! — заверил я его, низко кланяясь.
— Ну, коли понимаешь, расскажи про своего барина.
— Хозяин — барин, корош, якши.
— Значит, не хочешь говорить, — грустно промолвил старик. — Что же, это твое дело. Бери его, Микулушка, да попытай по-свойски, а будет молчать, кончи и пусти в речке поплавать…
У меня на душе сделалось муторно. Возможно, Сил Силыч и блефовал, но «Микулушка» вряд ли будет разбираться с тонкостями психологической игры. Тем не менее, я продолжал льстиво улыбаться и кланяться.
Палач протянул свою лапищу и взял меня за плечо.
— Если будет что интересное говорить, кликни, — напутствовал подчиненного следователь.
Еще во время встреч в крепости этот мастодонт казался мне мужчиной весьма внушительным, но теперь, когда я сделался на полметра меньше, Микулушка возвышался надо мной, как Голиаф над Давидом.
— Пошли, что ли, малый, — сказал ровным голосом палач и безо всякого усилия потащил меня за собой. Пройдя в противоположный от моей каморки конец коридора, мы попали в большую комнату, освещенную свечами.
Я хотел осмотреться, но не успел. Микулушка от порога толкнул меня к стене. Я перелетел через всю комнату, и уже чувствуя, что врежусь в бревенчатую стену, вдруг на уровне инстинкта с кошачьей ловкостью вывернулся и удержался на ногах. Никогда раньше у меня не было таких гибких, упругих мускулов и подобной ловкости. Наверное, мозг еще не привык контролировать новое тело, не знал даже его способностей, оно само действовало так, как нужно.
Пока я совершал гимнастические подвиги, палач запер дверь на засов. Потом он повернулся ко мне и начал бубнить:
— Ну, чо, малый, ты, того, осердил их благородие. Нехорошо. Их благородие попытать тебя велели. Нам беспокойства нет, а тебе не лестно. Дело привычное. Ты, малый, скажи, чего они там хочут, а я тебя «чик», ты и не заметишь…
Произнеся такую длинную, содержательную тираду, Микулушка замолчал и заскучал. Лицо у него стало совершенно бессмысленным. Он уставился на меня невидящим взглядом и терпеливо ждал, когда я вникну в его увещевания и расскажу все, что потребно старичку. Скорее всего, садистом он не был, на это у него не хватало эмоциональности. Просто, как говорят в таких случаях в боевиках американские антигерои: «ничего личного, я выполняю свою работу». Уже по тому, как он неохотно разговаривал, было понятно, что возиться со мной ему попросту лень.