— Вы никого не встретили в коридоре? — спросил Холберг.
— Как будто, нет… Мне так кажется. Хотя… — рабби опустил голову и некоторое время внимательно разглядывал пол. — Вы знаете, — сказал он, наконец, — сейчас, когда вы спросили… Я вспоминаю, что там, в темном коридоре, я видел какое-то движение.
— Что вы имеете в виду? — быстро спросил Холберг. — Какое движение?
— Там было темно… — пробормотал раввин. — Очень темно, особенно после светлого фойе… Вы же помните, вы же сами там были… Когда я подходил к двери… Мне показалось, что за моей спиной кто-то быстро прошел. Помните, там такая ниша. Краем глаза я заметил нечто вроде тени… Или человека, двигавшегося бесшумно, как тень…
— Очень интересно, — Холберг посмотрел на меня. — Да, там есть ниша, в которой вполне может скрыться человек. И даже не один. Помните, доктор, мы с вами тоже там стояли? Хорошо, — он вновь повернулся к раввину. — А в гримерной — вы долго пробыли рядом с телом?
— Нет, конечно, нет! — раввин даже замахал руками. — Я просто испугался. От неожиданности. Сначала я подумал… Не знаю, что я подумал, но уже через секунду я понял, что господин Ландау мертв. Я сразу же побежал кого-нибудь позвать. Встретил доктора Вайсфельда, позвал его. Дальше вы и сами все знаете. Нет, — повторил он, успокаиваясь, — совсем недолго я там был, не больше двух минут. Ну, может быть — трех…
— Вы успели разглядеть что-нибудь? — спросил Холберг без особой надежды. — Насколько я понимаю, вы бывали в этом помещении. Странно, что я ни разу вас там не встретил… Впрочем, сам я приходил туда лишь перед сном, да и впустил меня господин Ландау за три дня до смерти… Так что? Вы не увидели ничего особенного? Ничто не бросилось вам в глаза?
Рабби отрицательно качнул головой — раз, потом еще раз.
— Понятно… — г-н Холберг вздохнул. — Проходя по коридору, вы ни на кого больше не наткнулись?
— Если бы я встретил кого-то раньше, чем встретил доктора Вайсфельда, я бы привел его и не стал бы разыскивать доктора. Просто он оказался первым, кого я увидел. То есть, — поправил себя рабби, — там было много людей, очень много. Но в моем состоянии… Увидев знакомое лицо, я словно увидел единственного человека …
— Пока вы бегали за доктором Вайсфельдом, в гримерную вернулся я… — задумчиво произнес Холберг. — Но в коридоре уже никого не было. Ни теней, не людей, похожих на тени. Да. Скажите, реб Аврум-Гирш, а что вы можете сказать о семейных проблемах вашего знакомого? О его отношениях с женой?
На лицо г-на Шейнерзона легла тень.
— Об этом вспоминать тяжело, — сказал он сухо. — Я пытался с ним разговаривать, я рассказывал ему историю праведной Рут-моавитянки, я говорил ему, что его жена — такая же праведница, пожелавшая разделить судьбу своего мужа и всего народа Израилева в годы скорби… Все было напрасно! Он закрывал свой слух. Не знаю, может быть она чем-то провинилась перед ним раньше, когда они оба были молоды. Но даже в этом случае ее нынешнее поведение искупило прежние грехи.