— Дир, — сказал Гостемил. — Подержи ее, я открою дверь.
Передав Любаву Диру, Гостемил сдвинул едва заметный деревянный прямоугольник рядом с дверью. Зачернело. Гостемил просунул руку в дыру, нашарил засов, и отодвинул его.
— Лучше всяких ключей, — объяснил он, открывая дверь. — Добро пожаловать, гости. Извините, у меня неприбрано. Дир, а где Годрик?
— Он… ах ты, леший, — сказал Дир. — Я и забыл совсем. Мы должны были встретиться в доме Явана. Ну, ничего. Найдется Годрик. Он такой. Попереживает малость, заметь, за меня, но найдется.
— Посади Любаву на скаммель, — велел Хелье. — Чего встал с ней посреди гридницы.
Дир пристроил пытающуюся сипеть благодарно Любаву на скаммель возле стены. В доме Гостемила было очень уютно, но как-то не в стиле Гостемила совсем. Чувствовалось, что до самого недавнего времени не он был здесь хозяин.
Раздался требовательный стук в дверь.
— Опасность уменьшилась, говоришь, — сказал Гостемил, вынимая сверд.
Дир тоже вынул сверд, шагнул к двери, и встал сбоку.
— Да открывайте же! — раздался за дверью голос Годрика.
Дир распахнул дверь. За дверью стоял Годрик в шапке Дира, но не один, а в сопровождении Белянки и ее служанки. Дир широко улыбнулся.
— Моя шапка назад вернулась, — молвил он.
— Следовало тебе подождать, или пойти с нами, — строго сказал ему Годрик. — Двух бескровельных женщин бросил. Не стыдно?
— Как это бескровельных? Мы же их домой отвезли?
— Мы? Я их вел. А только, как оказалось, вести было некуда — дом сгорел.
— Как сгорел?
— До тла. Как и яванов дом. Куда не ткнешься — везде пожары нынче.
— Здравствуйте, — сказала Белянка всем. — Любава! Ты здесь!
Она подбежала к Любаве и обняла ее. Любава сипло что-то сказала, непонятное, но радостное.
Гостемил распахнул ставни, одну за другой.
— Люблю свет, — сказал он. — Как можно больше света. Годрик!
— Хмм, — отозвался Годрик.
— Там у меня погреб. Вон там. Там много всякого. Волоки это все сюда, только осторожнее, особенно рыбу, она там нежная вся очень. И кариллы с грибами, или как их здесь называют — паддехатами. Единственное стоящее блюдо из всей новгородской кухни. А я пойду пока что переоденусь, а то вид у меня поношенный какой-то. Кстати, у меня остался еще галльский бальзам. — Он строго поглядел на остальных. — Никому, кроме Хелье, не дам, не просите. Хелье, хочешь свежую рубаху?
Хелье воспринял вопрос с таким видом, будто речь шла о чем-то абстрактном и труднорешаемом. Гостемил подошел и обнял друга.
— Скажи Любаве, чтоб сняла перстень, — сказал он ему на ухо. — Это неприлично. Перстень, конечно, дорогой, но ведь она не купчиха какая, а болярыня.