– Хорошо. Я буду через двадцать минут.
Нажав отбой, он еще секунду смотрел на телефон, как на оракула, чей жидкокристаллический лик может выдать ему решение всех проблем.
Голос Морин вернул его в зал ресторана:
– Неприятности?
– Не то чтобы… Личные дела. К следствию они отношения не имеют.
– Ну поезжай. Здесь я как дома. Поскольку отца нет, побуду немного хозяйкой.
Джордан поднялся из-за стола. Морин прочла детский испуг и растерянность на лице этого высокого, сильного человека.
– Завтра созвонимся. Нам надо, как говорят в таких случаях, «выработать стратегию».
– Хорошо. Ступай, а то три из твоих двадцати минут уже прошли.
Морин смотрела, как он берет на вешалке свою кожаную куртку и шлем. Женское чутье ей подсказывало: если у мужчины такое лицо, это всегда дела сердечные. Она сразу поверила, что к их истории этот звонок не относится.
Ни Морин, ни Джордан не могли знать, как глубоко они заблуждаются.
Джордан остановил «дукати» перед входом, заглушил мотор и поставил мотоцикл на опору. Потом снял шлем и уставился на стеклянный прямоугольник входной двери, как будто читая свое будущее на его блестящей поверхности. У него не было с собой ключей, а и были бы, он не решился бы подняться и открыть своим ключом, как будто между ним и Лизой ничего не изменилось.
Наконец он слез с мотоцикла и, повесив на руку шлем, направился к панели домофона.
Именно здесь, на этом месте и примерно в тот же час, он воспользовался шлемом как оружием для защиты от Лорда и его дружков, а потом поднялся в квартиру с опухшим глазом и разбитым носом, из которого кровь текла на рубашку. И обнаружил Лизу с ее иронически спокойной реакцией на непредвиденное, то есть на незнакомца с отвисшей челюстью перед ее наготой.
У вас всегда идет носом кровь, когда вам неловко?
У него намертво отпечатались в памяти ее слова, ее лицо, ее глаза и то, что он увидел под халатом, когда Лиза распахнула его, а теперь желал, чтобы всего этого не было.
Но чего на свете не бывает…
Слова произносятся, а за ними тянутся значения и последствия. И точно так же, раня ближнего, мы совершаем поступки – нарочно или по недомыслию…
Или из страха, что его поступки ранят нас.
Так случилось у него с Лизой, так случилось у Лизы с ним. Кто из них сделал первый шаг навстречу, кто первый отступил – теперь уже не имеет значения.
Джордан видел в глаза смерть, распластанную на земле, забрызгавшую кровью стены, он стрелял в людей, и они в него стреляли.
Случалось и убивать.
Но сейчас, глядя на кнопку рядом со своей фамилией, он ощущал свою полную беспомощность перед тем, чего он не понимал в Лизе, а главное – перед тем, чего не понимал и не принимал в самом себе.