Мать слегка опешила от такой прямоты.
– Ну ты и стервоза!
Морин позволила себе ангельски улыбнуться.
– Есть немного, по материнской линии.
Она поднялась и ушла, оставив Мэри Энн Левалье в раздумьях над салатом-коктейлем из креветок, который вдруг начал ее раздражать, поскольку не сочетался по цвету с ее блузкой.
Дуилио лихо выехал из подземного гаража на «порше» с поднятым верхом и остановил машину прямо перед ней. Он вышел, оставив дверцу открытой.
– Вот она, моя тайная мечта.
– Что за мечта?
– Прокатиться по Риму на такой машине, в такой день, с такой женщиной.
Морин села за руль и, пристегивая ремень, одарила механика улыбкой.
– Мечты надо осуществлять, Дуилио.
– Синьорина, в мои-то годы!.. В молодости я боялся, что мне откажут. А теперь боюсь, что не откажут.
Морин поневоле засмеялась, хотя в последнее время ей было совсем не до смеха.
– Всего вам доброго, Дуилио.
– Вам также, синьорина.
«Порше» ей подарил отец. Конечно, она была довольна таким подарком, но этот символ благополучия как бы сразу переводил ее в иную общественную категорию. А Морин не любила казаться тем, кем не была, и потому редко ездила на «порше», а уж в комиссариат – никогда. Ей не хотелось возбуждать пересуды и зависть коллег, не хотелось, чтобы ее считали богатой папенькиной дочкой, что пошла служить в полицию из одного лишь снобизма.
Она легко вписалась в поток движения и закоулками вывела машину на улицу Фори-Империали. Прячась под темными очками, она упорно не отвечала на порой лукавые, порой любопытные, а чаще завистливые взгляды, которыми награждали ее водители соседних автомобилей, стоя на светофорах.
Когда она спускалась к набережной Тибра, зазвонил мобильник, лежавший рядом на сиденье.
Протянув руку и вставив штекер наушника, она с удивлением услышала голос Коннора.
– Привет. На связи одинокий небожитель. Ты скоро?
– Я только что ушла.
– Представь себе, то же самое сказал Одиссей Пенелопе, когда вернулся на Итаку после двадцатилетнего отсутствия.
– Тогда нам не мешает сверить часы. Еще и двадцати минут не прошло.
– Ошибаешься. Прошла, по меньшей мере, двадцать одна.
Морин была благодарна ему за неуместно шутливый тон, невольно передавшийся ей. Коннор прекрасно знал, куда и в каком настроении она едет, и таким образом пытался ее подбодрить.
– Ты бы пошел пока погулять по Риму, закадрил какую-нибудь красотку, а через полтора часа можем встретиться у конторы моего адвоката.
– Только с условием, что поведешь меня ужинать к отцу.
– Тебе еще не надоела его кухня?
– Нет, пока меня кормят бесплатно.
Морин дала ему адрес адвокатской конторы и отключилась. В последней шутке не было доли шутки: что совершенно не заботило Коннора в жизни, так это деньги. Его диски уже начали приносить немалый доход, но Морин была уверена, что Коннор понятия не имеет, сколько у него на банковском счете. Когда она выходила из дому, он говорил по телефону с Боно из «Ш» о будущем проекте и глаза его горели, как у девчонок на концертах.