От соприкосновения с прохладным атласом покрывала по телу ее прошла дрожь, и соски встали торчком от холода. Одной рукой Шандель подхватила край покрывала и завернулась в него.
Воспоминания о прошлой жизни были единственным ее утешением в настоящей. Смежив веки в темноте комнаты и души, она стала мысленно прокручивать кадры семилетней давности, запечатлевшие то, что она сотворила со своим отцом.
Когда мать, Элизабет, погибла в автокатастрофе на пути к их горному шале, отца посетила блестящая идея откинуть копыта от апоплексического удара. Не потому, что он так уж скорбел о жене, а потому что среди искореженной груды металла, помимо останков его благоверной, нашли также труп юного инструктора по горным лыжам из Аспена; он сидел за рулем со спущенными штанами. Тут уж только слепой или идиот не понял бы, что машина потеряла управление из-за того, чем занимались пассажирка с водителем. А журналист, первым подоспевший к месту аварии, ни слепым, ни идиотом не был и потому выдал сенсационный репортаж, который был ознаменован крупным карьерным взлетом журналиста и публичным ниспровержением представителя славного рода Стюартов, до той поры не ведавшего о своем позоре. Весь финансовый Нью-Йорк втихомолку посмеивался за спиной Эйведона Ли Стюарта, всю жизнь радевшего о высокой нравственности и общественном имидже семьи.
Его поместили в реанимацию и с трудом вытащили, хотя правая половина тела так и осталась парализованной. В инвалидном кресле Стюарта привезли домой и окружили штатом денно и нощно сменяющихся сиделок.
Шандель к смерти матери отнеслась равнодушно, но на похоронах ей все же удалось натянуть на лицо приличествующую случаю скорбную мину. Инвалид отец, напоминавший угловатую фигуру с полотен кубистов, внушал ей скуку и отвращение. Вынужденное соседство этого, с позволения сказать, человека, которого кормили через капельницу, поскольку перекошенный рот не позволял ему проглатывать пищу, с вечной струйкой слюны, сочившейся из уголка губ, несказанно тяготило ее.
Она никогда не питала нежных чувств к отцу, но то, во что он превратился, заставляло ее содрогаться от омерзения. Это содрогание вкупе с извращенным умом и подвело ее к мысли о простейшем выходе из положения. Моральные соображения не заботили Шандель. Пришедшую в голову мысль она восприняла как нормальный, естественный способ раз и навсегда разрешить все проблемы. После недолгих изысканий она встала на путь окончательного исцеления бедного больного, как про себя презрительно его окрестила.
Внезапно Шандель стала любящей, заботливой дочерью.