— Разорю я тебя еще на цигарочку. Что-то и спать неохота...
Опустив ноги на пол, я сижу на нарах с помутневшим от злости рассудком — готов отдать ему весь табак вместе с кисетом.
— Здорово ты разжился куревом-то. Теперь тебе надолго хватит. Я твою щепотку разделю на две цигарки. Чтобы не будить тебя утром...
Раскаленный до предела, сыплю ему в подставленную ладонь большую жменю драгоценного табака и боюсь, чтобы он не почувствовал, как трясутся мои пальцы.
«Опоздаю. Уйдут без меня. Начнется тревога, залают овчарки. Как укротить эти черные думы и сердце, готовое выскочить из грудной клетки? Чтоб ты задохнулся в табачном дыму!»
— Почему не ложишься?— Староста зажег цигарку и осветил меня пламенем бензинки. Я со злостью задул ее, сказал:
— Не нарушай светомаскировку.
— И то верно. Ложись давай.— Он вытянулся на нарах прямо в одежде.
«Почему староста не раздевается? Может, догадался?» Эта жгучая мысль пронизывает меня насквозь. Я тут же нахожу спасительный ответ:
— Живот схватило. Побегу...
— Валяй, раз такая незадача,— сочувственно бурчит староста.
Согнувшись, прижимаю вещевой мешок к животу и скорыми шагами иду к двери. В ногах появилась необыкновенная сила, они несут меня, как на крыльях. Шума и топота в коридоре не слышно. Неожиданно в темноте кто-то цепко хватает меня за руку и тяжело виснет на плече. Слышу приглушенный голос Кати Рыбаковой:
— Если меня не возьмете, я кричать буду! Никифоров, миленький!..
— Замолчи, дура!— Я прикрываю ей ладонью рот. Чувствую, как она, всхлипывая, порывисто дышит.
— Пошли.
— Куда?— Она мертвой хваткой вцепилась в мой вещевой мешок.
— В прачечную. Скорей!— шепчу я и тащу ее за собой. Быстро, без всяких предосторожностей спускаемся по цементной лестнице в подвал. Тускло горит запыленная лампочка.
Наконец мы в прачечной. Там горел такой же неяркий, как и на лестнице, свет. Около развороченной ямы стояли два матроса.
— Какого черта задерживаетесь? Мы уже собрались уходить. А это еще что за сваха?— набросились они на меня.
— Своя...— кратко отметил я.
— Что значит своя? Мы тебя ждали...
— Это медсестра. Ясно?
— Ладно. Потом разберемся. Давай, братуха, ныряй.
— Да побыстрей, командир, побыстрей,— поторапливал другой.
— Он же раненый. Ему помочь надо,— вмешалась Катя.
— Ах ты, друг... Ну, давай.
Морячки взяли меня под руки и опустили в черное отверстие ямы. Мои чулки тут же пропитались затхлой, с отвратительным запахом водой. Я шагнул в темноту и почувствовал, что вода заливает колени. Моряки, а за ними и Катя, спустились мигом. Один из них, с фонарем в руках, пошел вперед, я за ним, за мной Катя. Мы медленно брели по длинному тоннелю. Ватные брюки давно намокли и стали непомерно тяжелыми. О забинтованной ноге я позабыл и думать.