— К Днепру,— ответил я неопределенно.
— Днепр, он длинно бежит... А так-то, вон тут, за лесом,— проговорил пастух, разглядывая меня пристально.
Я понял, что он ждет правдивого ответа, и не стал петлять, сказал прямо, что ищу партизан.
— Курить будешь? — спросил он и подал мне туго набитый табаком кисет.
Я поблагодарил его и стал неуклюже скручивать цигарку.
— Что с рукой-то?
— Ранен.
— Давно?
— В январе.
— Идешь откудова?— Старик высек кресалом огонь и подал тлеющий, скрученный из ваты фитиль, заправленный в ружейную гильзу.
— Из Смоленска.
Слушая мой рассказ, он не поддакивал участливо, не удивлялся, лишь внимательные глаза его оживились. Порывшись в котомке, вытащил оттуда лепешку, разломил и, протянув мне половину, сказал:
— Бери, товарищ, чисто аржаная. Я поблагодарил старика.
— Значит, партизанов ищешь? — помолчав, спросил он. Его глаза-буравчики снова уперлись в меня.
— Ищу,— ответил я твердо.
— Ладно... Как только минуешь лес, низинкой пойдет песчаная дорога, она и приведет тебя к самому Днепру. Увидишь реку, повернешь налево, пройдешь немного вдоль берега. На той стороне будет село Таракановка. Там полиция и куркули всякие слетелись. Туда тебе ходу нет. Дождись темноты, иди берегом Днепра, минуешь Карабино и Волкове, увидишь на бугре село по-над берегом — это и будет Карыбщина. Войдешь с этой стороны в самый крайний дом, спросишь тетку Солоху. Ежели она дома, скажешь ей, что прислал тебя Митька Сыроквашенский. Ну, а для блезиру придумаешь какое-нибудь заделье... Что умеешь делать, окромя стрельбы?
Я замешкался с ответом.
— Неужели, кавалерист, хомута починить не сумеешь?
— Сумею. Даже могу сапоги обсоюзить, подметки подбить...
— Так и скажешь, что инвалид, чеботарь... Врать с бухты-барахты тоже нельзя. Мастеровому всегда веры больше. Вдруг наскочишь на старосту, начнет цепляться: кто да откудова? А у тебя должен быть ответ наготове. И с нашим братом мужиком враньем не отделаешься... Ты вон появился по-над лесом, я тебя сразу углядел, как мыряешь по кустам, на меня нацеливаешься... Нехай, думаю, поиграет в прятки... А ты ешь, ешь! Молока бы тебе, да не люблю коров сдаивать.
Я сказал, что молоко пил и картошку ел. Дивясь прозорливости старика, думал: «Кто же все-таки этот Митька Сыроквашенский?» Спросить было неловко, раз дело касалось конспирации, но все же не сдержался.
— Я и есть Митька,— откусывая белыми, крепкими зубами лепешку, ответил он.
Этому Митьке, наверное, было за шестьдесят.
— Ну, а тетка Солоха?
— Сделает все, что сможет...— сказал Митька.
Я отломил от своей половины лепешки кусок, остаток бережно положил в карман. Появилась страсть запасать продукты...