— Как вы все это выдержали только!— разматывая повязки, проговорила Маринка. Увидев мою вздувшуюся на локте рану, добавила:— Ох! Катя, на нем столько коросты и грязи, что его отпаривать надо!
— В баню бы не мешало,— ответила Катя.
— Так это в деревне, а тут надо сейчас же, немедленно. Паша!— крикнула Маринка.— Ты мне очень нужен, Пашенька, очень!
— Ну, раз очень...— Из стоявшего неподалеку шалаша сначала возникла голова в артиллерийской фуражке, потом плечи, затянутые полевыми ремнями. С пистолетом на поясе, с карабином в руках перед Маринкой во весь рост встал стройный голубоглазый парень. Сверкнув радушной улыбкой, приложил руку к козырьку фуражки:
— Что прикажете, товарищ доктор?
— Без шуток, Паша. Распорядись, чтобы возле пруда нагрели большой бак воды.
— Будет исполнено,— сказал Паша и, мельком взглянув на меня, удалился.
— Это заместитель Саши Бикбаева Паша Ивашнев,— пояснила Маринка и, проведя кончиками пальцев по сизоватому осколочному рубцу на груди, добавила:— Как мало на ваших косточках осталось мяса. Ужас! Но мы вас выходим, каким еще молодцом станете!
В этих словах, в мягкой, участливой интонации и во всем ее теплом облике было то самое милосердие, навеки прославившее подвиги русских медицинских сестер на полях сражений.
Тепло. Пухлая белесая тучка словно из любопытства задержалась, повисла над лесом. Небольшие узкие прудки, питающиеся от ближайшего болота, петляли меж кустов ивняка, черемушника, мелких берез и густолистой ольхи. Я сижу на табуретке, передо мною возле огнивища лужок гектара на два с копешкой сена. Под большим баком на металлической треноге жарко и почти бездымно пылают сухие березовые поленья, принесенные Пашей. Потом, оставив карабин, Паша строгает ножом, приводит в порядок мою можжевеловую палку, проверяет ладонью ее гладкость. С этой палкой я прошел многие десятки километров и свыкся с нею, как с конем...
А давно ли я расстался с звенящими шпорами? А теперь на обмороженные ходули свои смотреть тошно.
— Паша, водички бы нам холодненькой, а то эта слишком горячая, разбавить нужно.— Голос Марины насыщен мягким, ласковым щебетом весенней птицы... Попробуй-ка откажи! Все же я испытываю неловкость, мне хочется почесать кончик носа, но правая рука не сгибается, не достает, а левую Катя намыливает.
Отложив в сторону мою палку, Паша накидывает на плечо карабин (без него ходить не положено), берет два порожних ведра и без всяких пререканий послушно идет за водой.
— А чего он тут все время крутится?— с откровенной и прямолинейной простотой спрашивает Катя.