– Дело не подлежит сомнению, – констатировал он. – Ребёнок имел с ним половой контакт.
Я в замешательстве и смущении снова спустилась вниз.
– Скажи мне теперь, голубушка, – заявил комиссар, – тебе известно, не совершал ли господин преподаватель катехизиса подобного и с другими девочками?
– Тут в вашей приёмной за дверью их так много собралось … – возразила я.
Он снова засмеялся:
– Я это знаю, ты же только должна мне сказать, видела ли или слышала сама что-нибудь?
– Да, – ответила я. – Мелани Хофер и Фердингер, они мне сами об этом рассказывали.
– И он делал с ними то же самое, что с тобой?
– Нет, – с живостью отозвалась я, – Фердингер он никогда не сношал.
Комиссар спросил:
– Ты знаешь это слово от преподавателя катехизиса?
Я сконфузилась:
– Нет, не от него…
– От кого же? – поинтересовался он.
– Ах, просто слышала… в школе… от других.
– От Хофер или от Фердингер?
– Нет…
– Тогда от кого же?
– Я уже не помню.
– Итак, ты утверждаешь, что Фердингер он не сношал?
– Нет… с ней он только играл.
– А Хофер, значит…
– Да, её он сношал часто.
– Ты это видела?
– Да, один раз видела.
– А в других случаях?
– Ну, она мне сама рассказывала об этом.
– Господин Мутценбахер, – серьёзным тоном сказал комиссар моему отцу, – я очень сожалею, что вам пришлось выслушать столь печальные факты. Весьма прискорбно, что бессовестный и сбившийся с праведного пути пастырь лишил вашу дочь невинности, однако утешьтесь, пожалуйста, тем обстоятельством, что девочка ещё молода, что об этом никто ничего не узнает, и что методами строгого нравственного воспитания вам, надеюсь, удастся исправить пагубные последствия случившегося.
Мы пошли домой. В этот момент я пребывала в полной уверенности, что преподаватель катехизиса лишил меня невинности. Он был приговорён к суровому наказанию, и в особую вину ему было поставлено то отягчающее обстоятельство, что, он совратил меня и Мелани. Когда я нынче размышляю о том, что в нас уже ничего нельзя было испортить, и что для многих других девочек он наверняка был не первым, кто давал им играть хвостом, мне от всего сердца становится его жаль.
Однако история с преподавателем катехизиса оказала решающее влияние на всю мою оставшуюся жизнь, как я покажу это при описании последовавших затем событий. Ибо, несмотря на эти детские истории я, вероятно, стала бы добропорядочной женой, в какую превратилась Мелани, с целым выводком ребятишек сидящая теперь в ресторане отца, или как некоторые другие из моих тогдашних подружек, на дальнейшей судьбе которых эти выходки юных лет никак ровным счётом негативно не отразились.