Который меня и интересовал.
Мальчик Саша дружил с еще двумя мальчиками, с которыми обменивался аудиокассетами и марками. Эти мальчики имели не таких высокопоставленных родителей и ходили без охраны.
Что очень меня устраивало.
Налепить на одного из мальчиков микрофон было несложно. Установить, когда произойдет обмен очередной музыкой, тоже. Подменить кассету в кармане мальчика на свою — тем более.
В кассете, после двадцатиминутного звучания музыки, я просил мальчика Сашу отдать пленку папе. Отдать незамедлительно, потому что это очень важно для его работы. Отдать так, чтобы никто этого не видел. Я был уверен, что Саша сделает все как нужно. Двенадцатилетние мальчики очень любят играть в разведчиков. И иногда это у них получается очень хорошо.
В части кассеты, адресованной папе, я подробно рассказал о заговоре. В подтверждение своих слов просил поинтересоваться исчезновением из охраны Президента одного из телохранителей и странным происшествием с кабелем правительственной связи, имевшим место три дня назад. Получение информации и желание продолжить контакт я просил подтвердить подходом адресата к окну кабинета в среду, ровно в 14 часов 17 минут.
Адресат к окну не подошел. Адресат не мог подойти к окну, потому что с ним случился неожиданный сердечный приступ, с которым он был спешно доставлен в закрытую правительственную клинику. Радовало хотя бы то, что он не принадлежал к числу заговорщиков. В противном случае он непременно поддержал бы мою игру. Я выбрал правильного человека, но его мгновенно нейтрализовали. Каким образом? Любым из тысячи возможных. Подменили банку кофе, хранящуюся в столе секретарши, на свою, нафаршированную фармацевтическими добавками, смазали невидимой глазом жидкостью стенки чашки, добавили в сахарницу несколько кристаллов сильнодействующего лекарства, пустили в вентиляционный колодец спецгаз, прикурили перед носом объекта сигарету с начинкой… Да мало ли еще как? Важен не способ — результат. А результат самый плачевный: моего, попытавшегося что-то выяснить, наверняка неуклюже выяснить, ведь его не обучали азам сыска, новоиспеченного союзника упрятали на пару месяцев под надзор охранников в белых халатах. Его просто-напросто выключили из игры. Я опять остался один. Я опять проиграл.
Проиграл, но не отступил! Отступать мне, кроме как в хлад могилы, было некуда. Я мог идти вперед или назад, причем с примерно равной степенью риска. При этом путь вперед обещал хоть и призрачную, но надежду на спасение, путь назад не обещал ничего.
Я начал отслеживать подходы к следующему приближенному к Президенту адресату. Я обложил его близкое окружение микрофонами подслушки, с которых раз в пять-шесть часов снимал записи. Я искал безопасную щель, через которую можно было протиснуть требуемую мне информацию.