Моя сестра после разговора с Гращенковым мне в тот же вечер сообщила: "Корочка, у Гращенкова не было и тени сомнения, он сам узнал «тебя» по голосу, я его очень вежливо за все поблагодарила и в конце концов попросила не посещать Ландау, на что он очень тоже вежливо, правда повысив голос, сказал: "Не вы, Конкордия Терентьевна, приглашали меня к Ландау…", но здесь трубку, видно, выхватила его жена и наговорила мне, т. е. тебе, кучу не очень приятных комплиментов. Она кричала: "Вы за все годы ни разу ничем не поздравили Николая Ивановича". Кора, у семейства Гращенковых нет сомнения, что они говорили с тобой".
На следующий день события разворачивались по намеченному плану: профессор Халатников с вокзала привез Кунца к нам. Пока я угощала его завтраком, Танечка позвонила в больницу и попросила срочно привезти историю болезни, т. к. из Киева приехал профессор, он уже у Ландау. Историю болезни привез сам главврач Сергеев. Открыв ему дверь, я пригласила его войти в столовую: "Знакомьтесь, это профессор Кунц из Чехословакии, он был на всех международных консилиумах у Ландау". Сергеев передал историю болезни Кунцу. Кунц вместе с физиками стал подниматься на второй этаж. Сергеев меня спросил:
— Вы уже поставили в известность Николая Ивановича?
— Нет, он не знает, что Кунц в Москве.
— Разрешите, я от вас позвоню, надо срочно пригласить Николая Ивановича.
— Товарищ Сергеев, вы главврач у себя в больнице, вы можете приглашать Николая Ивановича к себе в больницу, а мы с мужем, когда вчера получили телеграмму от профессора Кунца, решили Гращенкова не приглашать, мы хотим поговорить только с профессором Кунцем!
— Так вы еще вчера знали, что приезжает всемирно известный профессор Кунц из Чехословакии, и нам никому не сообщили?
— Я очень много получаю телеграмм от известных людей, но мне не приходило в голову кого-то ставить об этом в известность.
Сергеев ушел очень обиженный и возмущенный. Я побежала наверх. Кунц тщательно осматривал Дау. Кунц хорошо владел русским языком, но с Дау он разговаривал, все время переключаясь то на английский, то на немецкий, то на французский. Долго, очень долго Кунц осматривал и изучал больного Ландау, я уже сервировала стол для обеда, а Кунц как настоящий клиницист все изучал больного и пришел в конце концов в полный восторг от больного, был счастлив, он сиял, он вспоминал, каким он видел Ландау в первые дни травмы: человек остался жив.
— В моей практике первый случай: с такими травмами больной не умер! Сам встает, сам ходит, боли пройдут сами, сейчас у Ландау один врач — время! Все будет хорошо, слишком много было травм, слишком серьезны были травмы. С Львом Давидовичем интересно разговаривать, мне бы такого больного в клинику, такой больной для медика — большое счастье.