Вначале я расстроилась и загрустила. Вырвалась из Харькова на несколько дней в Москву, и вот такой сюрприз. Но он так восстал против ревности. Ревность несовместима с человеком. Это самое дикое, самое низкое, самое эгоистическое качество. Я испугалась, что у него глаза выскочат из орбит. Взгляд сделался жестким. "Успокойся, я просто плохо себя чувствую". Он сразу стал прежним Дау, в его глазах засветилась забота, нежность, любовь! Как только он начинал меня воспитывать, у меня возникали болезни. Только в этом было спасение. Не отвечала на письма после его воспитания — не могла, болела, воспаление легких и т. д. Была молода, здорова и никогда не болела. Ревновала ужасно. "Корочка, у тебя слезы на глазах, что с тобой?" — "Даунька, страшно болит голова…" С утра до поздней ночи была на фабрике, в цеху, все дежурства, все учеты, все переучеты, работала в выходные дни, копила запасные выходные и уезжала в Москву.
30 апреля 1938 года было воскресенье. У меня билет Москву на 16 часов, а в 10 часов утра я получила из Москвы телеграмму без подписи: "От приезда в Москву воздержитесь". Свет померк. После майских праздников, не использовав свои выходные дни, я вышла на работу. Ко мне в лабораторию зашел начальник цеха товарищ Сладков. Закрыв дверь на ключ и убедившись, что мы одни, он спросил меня:
— Кора, ты с ним записана была?
— Нет.
— В партком не ходи, ничего никому не говори.
В тот год я была кандидатом в члены партии. В цеху я встретила нашего парторга, была такая замечательная женщина товарищ Осядовская. Она отвела меня в сторону, спросила:
— Кора, ты с ним была записана?
— Нет.
— В партком не ходи, никому ничего не говори.
Я была потрясена благородством этих людей. Наш начальник цеха товарищ Сладков был старый большевик, работал в подполье. Подумала: откуда все так быстро узнали? Но ко мне удивительно отнеслись, очень хорошо. В начале зимы пришла одна путевка на фабрику, на курсы повышения квалификации. Путевка в Ленинград на всю зиму. Эту путевку дали мне. Все знали, молчали и хотели чем-то мне помочь. Так я это расценила: с университетским образованием на фабрике я была одна, повышать квалификацию другим было нужнее.
В Москву поезд прибыл днем, на Ленинград поезд вечером. Поехала на Воробьевы горы, ходила возле Института физпроблем. Осмотрела окно спальни Дау на втором этаже: штора спущена, форточка открыта. Взяли его ночью. Слезы застилали глаза, в ленинградский поезд села вся опухшая от слез.
В Ленинграде меня поселили в прелестном номере гостиницы «Московская» с Анечкой — москвичкой с фабрики «Большевик». Анечка была очень кокетлива, а серьезный поклонник появился у меня.