– Да, это так.
– А не было ли такого случая, что вы передавали ей что-то для продажи?
– Нет. Но я знала, что часть драгоценностей Лиесма оставляла себе и порой продавала в санатории, где работала. Но это, по-моему, случалось редко.
– Вы меня не поняли, – сказал Розниекс. – Не было ли случая, когда вы сами попросили Паэглите продать что-то в санатории?
– Однажды было, – ответила Ария. – Эдит принесла мне красивое кольцо с бриллиантом. Она требовала реализовать его как можно скорее, и так, чтобы оно ушло из республики подальше. У меня в основном постоянная клиентура – рижанки, приезжие в нашу парикмахерскую заходят не часто. Совсем чужим и предлагать боялась, и решила отказаться от неплохого заработка в пользу Лиесмы. В санатории это сделать легче. Там большинство – приезжие, и официантки их знают.
– Не показалось ли вам странным, что Эдит сама не отдала кольцо Лиесме для продажи?
– Нет, об этом я не подумала.
– И еще один вопрос. Узнали бы вы это кольцо, если бы вам его показали?
– Да, наверняка.
Закончив писать, Розниекс протянул Арии протокол.
– Прочтите и подпишите.
«Волга» Министерства внутренних дел ждала внизу. Но Розниекс отказался от любезного приглашения и решил пройтись до вокзала пешком.
– Да, то была все-таки она, – более не сомневалась Марите. – Теперь вспоминаю, где я ее раньше видела. Она когда-то работала медсестрой в санатории «Пиекрастес». Я ее там встречала, когда ходила туда на танцы.
– Спасибо! – Розниекс передал ей протокол. – Подпишите, пожалуйста, вот здесь и можете быть свободны.
Он повернулся к Эдит Мелнсиле.
– Надеюсь, теперь вы не будете отрицать, что поздно вечером двадцать четвертого сентября вы были на месте происшествия в Пиекрастес еще до нашего приезда.
Мелнсила высокомерно взглянула на него.
– Я уже говорила. Девушка ошибается. Только что она показала, что было темно, лил дождь и улица не освещена. Следовательно, она не могла различить лицо, – Эдит пригладила свои темные волосы так бережно, как если бы они были из чистого золота.
«Да, – профессионально заметил про себя Розниекс, – эта женщина любит себя больше всего на свете и так легко не поддастся».
Марите, встав со стула, задержалась:
– Я нагнулась к вам, когда вы приложили зеркальце к губам умершей. И видела ваше лицо. Я не ошибаюсь! – она была искренне возмущена, но, повинуясь кивку Розниекса, попрощалась и вместе с другими вышла из кабинета. Эдит пренебрежительно посмотрела ей вслед.
– Ваше запирательство совершенно ничего не даст, – сказал ей Розниекс. – В ту ночь вы были недостаточно внимательны и допустили несколько ошибок.