— Да не считаю я, — отмахнулся гость, не желая ничего прояснять. Просто… молодежь так считает. Вот и все.
Он скользнул взглядом по лицу торжествующего Фета. И вдруг спросил:
— А можно, я перепишу твою пленку?
И это был тот самый второй удар. Дан Поздняк свернулся раковиной не оттого, что удар был сильный, а оттого, что его нанес инвалид.
— Зачем? — не понял Фет.
— Ну все-таки… Первый советский рок-н-ролл. Использую в каком-нибудь фильме.
— Не надо ничего переписывать. Возьмите кассету, — и Фет лихорадочно начал перематывать пленку на начало. — А мы еще запишем!
— Жалко, — сказал дядя Стасик.
— Что «жалко»? — попыталась уточнить мама.
Всю эту сцену она наблюдала с открытым ртом, не понимая, гордиться ли ей сыном или ложиться на ринг рядом с Поздняком.
— Жалко, что у нас нет профессионалов, работающих в этом жанре. Помогли бы ребятам, направили, — дядя Стасик положил подаренную ему кассету на пластинку. — Битлы, кстати, собираются создать свою фирму. На социалистических началах. Чтобы бескорыстно записывать зеленую молодежь…
— А ты откуда знаешь? — простонал Дан Поздняк, выплевывая на пол выбитые зубы.
— Меня сын просвещает. Покупаю «Юманите» или «Морнинг стар», а он оттуда переводит.
Дядя Стасик направился к двери, неся под мышкой подаренную ему запись.
— Когда мы увидим вас еще, Станислав Львович? — пробормотала мама с необыкновенной нежностью в голосе.
— Не знаю. Скоро выбор натуры, потом поездка в Париж. Увидимся как-нибудь.
— Привет семье, — мрачно пробормотал отчим.
Гость еще раз взглянул на окрыленного Фета.
— Рок-н-ролл давай! — сказал он заговорщицки и подмигнул.
— Будет, — пообещал Фет. — Будет вам большой рок-н-ролл!
Родители проводили гостя в коридор.
Когда вернулись в комнату, мама не выдержала…
— Я же тебе говорила, что он талантлив! — и указала дрожащей рукой на сына.
Отчим хмыкнул. Серые глаза его налились невиданным доселе отвращением.
— Нет, бардзо, шалишь, — сказал он глухо. — Не будет тебе рок-н-ролла. А будет буги-вуги с леткой-енкой впридачу!
— Летку-енку мы не играем! — холодно обрубил его Фет.
И был прав. Потому что этот финский танец в то время играли одни чуваки.
Глава шестая. На помощь!.
Розовый куст рос у самого забора, и Патти приказала его перенести поближе к дому, мотивируя это тем, что Джордж может искалечить его своей новой машиной, когда заезжает во двор. Действительно, куст был очень красив, — кремовая середина цветка превращалась по бокам в охру, а внутри копошилось какое-то насекомое, которое Харрисон признал за пчелу. Насекомое, по-видимому, находилось на вершине блаженства и, деловито собирая душную пыльцу, улыбалось всем своими маленьким телом, как дорвавшийся до желанного пирога чревоугодник. Джордж и сам был не прочь откушать какого-нибудь пирога, можно обыкновенного домашнего с яблоками, а можно и мясного, например, с птицей, той же индейкой или курицей, как это позволяли себе делать презираемые им американцы. Но американцы были счастливые люди, — для них курица являлась просто курицей, выращенной на какой-нибудь бройлерной фабрике в Луизиане, всю недолгую жизнь эту бедную птицу кормили по замкнутому циклу, то есть примешивая к комбикормам ее собственный помет. Курица, хоть и имела куриные мозги, все-таки понимала, что ее истязали, и умирала от электрического тока с улыбкой в клюве страдания кончились, немногочисленные грехи искуплены и можно спокойно переселяться в пернатый рай, ожидая очередного материального воплощения.