Маккартни не отвечал, уставившись бессмысленным взглядом поверх головы партнера. Круглые глаза, покрывшиеся масляной пленкой, указывали на то, что у Буги вдруг начался творческий процесс. Он выпал из настоящего и стал похож на сомнамбулу.
Леннон помахал перед его лицом растопыренной ладонью.
— Чего тебе? — бесцветно сказал Пол.
— Ты человек или памятник? — и Джон потряс его за плечи.
— Я вот что подумал, — пробормотал Маккартни, опомнившись. — Есть до хрена песен про Штаты… Как какой-нибудь болван едет в Сан-Франциско или Мемфис, по дороге встречает свою любовь и так далее… А если спеть то же самое, но про Советы? Это ж будет ужасно смешно! Там какие города есть?
— Казахстан, — неуверенно предположил Нил.
— Вот именно. «Лечу из Ливерпуля в город Казахстан на Боинге-707 компании „Пан-Америкэн“. С любовью в сердце и балалайкой в руке!»
Пол не докончил своей странной импровизации, потому что в комнату возвратился Дерек, неся деревянный ящик переносного магнитофона.
Поставил его на стол и включил в электрическую розетку.
— Только запись может вас разочаровать, — дипломатически предупредил он. — Там… Впрочем, вы сами услышите!
— Заткнись! Разберемся без твоих подсказок, — огрызнулся Леннон.
Буга подпер голову рукой, продолжая думать о посетившей его идее. Джордж прикрыл глаза, стараясь расслабиться и смириться с даром потерянным временем.
Поставив бобину на магнитофон, Дерек щелкнул кнопкой. Из динамиков пошел сильный шип.
— Плохое техническое качество, — констатировал Джон с удовольствием. Люблю!
Громко брякнул пионерский барабан. Задребезжали ненатянутые струны. Голос неопределенного тембра прокричал что-то ужасное на незнакомом варварском языке. И тут же был покрыт искаженным дребезгом медной тарелки.
— Бабы поют? — прошептал потрясенный Леннон.
Пол пожал плечами, думая о своем.
Шум из магнитофона тем временем нарастал. Угадывался бешеный ритм барабана, который в припеве композиции сбился и затух. Голос солиста тонул в электрических разрядах. Партии струнных, накладываясь друг на друга, создавали немыслимый хаос и околесицу. Относительно чисто звучало лишь фортепьяно, игравшее какой-то печальный, рвущий душу мотив…
Тарелка упала на пол. Солист задохнулся. Запись неожиданно прервалась.
— Все, — сказал Дерек и нажал на «стоп».
В конференц-зале наступила долгожданная тишина.
— А что это у них фортепьяно играло? — спросил обалдевший Леннон.
— Кажется, Лист, — предположил Джордж, не открывая глаз.
— Шопен, — поправил его Полли. — Только это не специально. Техническая накладка.
— Какая, к черту, накладка?! — взорвался Леннон. — Разве не ты предлагал мне новые формы?