Гвидо встал и увидел, что Вана лежит в метре от него на коврике. Она была в легком, почти прозрачном белом халатике, застегнутом впереди на крошечные блестящие пуговицы.
— Их там около сотни, — вслух сосчитал он.
Вана не ответила.
— Ты, наверное, очень долго их застегивала.
Вана читала. Или, скорее, перелистывала книгу. Гвидо наклонился, чтобы посмотреть.
— Понятно, — пробормотал он.
— Новая коллекция японских марок. Интересно, кто это позировал? Наверное, Фудзитити и Ахенамоо?
— Я вижу, ты совсем с этим не знаком. В честь тебя я решила освежить в памяти эротическое искусство Рима. Не узнаешь? Это репродукции рельефов.
— Рельефы, — с неожиданным удовольствием кивнул он. — Почему бы и нет, если это помогает? Тут он узнал работу, которую разглядывала Вана.
— Да. Это эротические иллюстрации к «Жизни двенадцати цезарей» Светония.
Его голова и настроение прояснились. Гвидо нежно улыбнулся Ване:
— Ты разглядываешь это из любви к искусству или чтобы возбудиться?
— Разве можно называть искусством то, что тебя не возбуждает? Гвидо снова упал на подушки.
— Какую позу ты считаешь самой художественной? — спросил он.
Ванесса протянула ему книгу. На репродукции Гвидо увидел мужчину, который, стоя во весь рост, занимался содомской любовью с другим мужчиной, в свою очередь, овладевавшим лежащей на спине женщиной. Гвидо перелистал страницы и вернул книгу Ванессе:
— А это тебе не кажется еще более привлекательным? На этот раз женщина находилась между двумя мужчинами, одновременно имевшими ее спереди и сзади.
— Я не знаю, возможно ли это на самом деле, — нерешительно сказала Ванесса.
Гвидо был поражен ее неопытностью.
— Посмотри, эта комбинация тоже хорошо известна, — заметил он, порывшись в книге.
На этой иллюстрации один из мужчин вводил свой член в рот женщины. Ванесса с удовлетворением кивнула.
— А вот здесь мы видим логическую завершенность, — продолжал Гвидо, открыв новую страницу.
На этот раз героиней одновременно овладевали трое мужчин — через рот, влагалище и анальное отверстие.
Ванесса взяла книгу и, полистав страницы, показала итальянцу юную женщину с округлой грудью и выпуклым лобком, умело и пылко выдаивавшую внушительный фаллос, гордо торчащий из мускулистых чресел обнаженного атлета.
— Этим я занималась больше всего, — призналась она.
— Наверное, когда ты была еще маленькой девочкой?
— Не только тогда.
Гвидо почувствовал, что этот ответ пробудил его собственный инструмент, во время предыдущей беседы остававшийся равнодушным и холодным. Он задал новый вопрос:
— Ты хочешь сказать, что и сейчас даешь мужчинам входить в твои руки чаще, чем в любую другую часть тела?