– Не-е-ет!!! Я скажу… Император умер.
Вылетевшие из охрипшего горла слова произвели впечатление похлеще, нежели недавний грохот за окном. Глаза округлились. Рты раскрылись. Несколько мгновений вольнодумцы – те, которые еще не удрали восвояси, – ошарашенно молчали.
– Не может быть… – протянул Регельм. К удивлению Гурана, он не ушел с остальными болтунами.
– Сколько живу, а все он империей правит, – почесал в затылке кузнец.
– Да. Пожил Губастый в свое удовольствие. – Купец в дорогом кафтане стянул с головы пелеус.[38]
Крюк поднялся, отпуская Тельбрайна. Вернул корд студенту, задумчиво прошагал к окну.
– Это ж что ж теперь начнется в Аксамале? – не рассчитывая получить ответ, проговорил вельсгундец.
– Уже началось. Не видишь, что ли? – глухо ответил отставник, глядя на улицу.
Тьма над Верхним городом опала, словно шапка пены над кружкой пива. На смену ей то здесь, то там багровыми бликами заиграли пожары. Откуда-то издалека доносилось бряцание оружия и ожесточенные выкрики. Пронзительный женский визг взметнулся над городом и оборвался на самой высокой ноте.
А на Клепсидральной башне вдруг забил колокол. После десятого удара прозвучал одиннадцатый, потом двенадцатый. После двадцатого Гуран понял, что следует не считать, а действовать. Если в городе начались беспорядки, то величайшая глупость не использовать их для успеха того дела, к которому прикипел душой. Он повернулся к угрюмо молчащим людям. И девять пар глаз ответили на его немой призыв.
Хозяин гостиницы на углу Свечного переулка и улицы Воссоединения никак не ожидал увидеть на пороге полтора десятка гвардейцев, вооруженных, как на войну.
– Чего изволите, господа? – выбежал им навстречу фра Везельм, кланяясь и делая поспешный знак прислуге, чтоб пошевеливались и тащили побольше вина.
– Дорогу! – Суровый сержант в ало-золотом кафтане оттер его плечом, повернулся к немногочисленным посетителям – из-за позднего времени большинство завсегдатаев харчевни на первом этаже гостиницы разошлись по домам, остались лишь постояльцы. – Не двигайтесь, молчите, и никто не пострадает!
Его слова красноречиво подтвердили два взведенных арбалета в руках рядовых.
– Но позвольте! – попытался возмутиться фра Везельм, но затянутый в перчатку кулак врезался ему в лицо, разбивая в кровь губы и кроша зубы. Хозяин гостиницы охнул и согнулся, зажимая ладонями кровоточащий рот.
– Я сказал – тихо! – Сержант отер перчатку о штанину.
Торговец шерстью из Табалы медленно отложил полуобглоданную ножку каплуна, показал гвардейцам раскрытые ладони, неторопливо опустил их на столешницу. Побледневший южанин, похоже уроженец Мьелы, бесцельно теребил пальцами салфетку, а фалессианец в разноцветной одежде юркнул под стол от греха подальше – на его родине драки в харчевнях были делом обычным, и от ловкости и быстроты зачастую зависела жизнь.