Все это время они боролись с голодом при помощи сна. Поистине волшебное средство! Вода в подземелье нашлась: прямо из стены текла тонкая струйка, образующая на полу лужу, которая, в свою очередь, стекала в узкую, но глубокую трещину. А вот с едой ландграф Медренский поскупился. Ни черствой корочки, ни обглоданной кости…
– Эй вы! Не сдохли еще?
Кир открыл глаза.
Над дырой в потолке метались багровые блики факелов. На их фоне черным пятном выделялась голова стражника.
– Живые, вражье семя? Аль нет?
Мудрец задрал голову, зевнул, неторопливо ответил:
– Твоими молитвами, служивый…
Охранник заржал:
– Ну, коли моими, то недолго вам осталось!
Его товарищи оценили шутку. Хохотали так, что сверху на узников посыпался мусор вперемешку с песком.
– Ладно! – сурово проговорил кондотьер. – Говори, чего надо, и проваливай! Я спать хочу.
– Не выспался еще? – ехидно поинтересовался стражник.
– Тебе что за дело?
– У-у, кошкин сын! – Говоривший топнул, от чего в яму снова полетели кусочки грязи и древесная труха. – Слушай, что я скажу!
– Ну?
– Вылезайте по одному! Его светлость кличет!
В дыру просунулась та самая лестница, которая не так давно привела Кира в ужас своей шаткостью.
– Я первый, – негромко сказал Кулак и полез наверх.
Когда подошвы его сапог последний раз мелькнули перед глазами товарищей, около дыры послышалась какая-то возня. Потом все стихло.
– Вяжут, – уверенно сказал Мудрец. – Значится, на допрос. Вот и дождались. – И взялся за перекладины.
Поднимаясь последним, Кир не знал, чего и ждать. Но потом решил: будь что будет. Уж лучше пришибут наверху, чем томительное ожидание в яме.
Не бог весть какие яркие факелы слепили отвыкшие от света глаза.
– Лицом вниз! – приказал стражник и, не дожидаясь ответа, ткнул парня в спину.
Вот и попробуй не подчинись! Все равно повалят и свяжут, как барана, только позора не оберешься.
Кир молча улегся рядом с Кулаком. Сам завел руки назад.
Один из охранников – пока остальные стояли с арбалетами наготове – сноровисто стянул ему запястья ремешком. Крепко, надежно, но без особой жестокости, что вселяло малую надежду на благополучный исход беседы с Медренским. Челядь по обыкновению чутко отзывается на настроение хозяина. Никогда не упустят возможности покуражиться, если знают, что это им сойдет с рук.
– Поднимайтесь – и вперед! – скомандовал тот стражник-весельчак, что говорил первым.
Они поднялись по вырубленной в скале лестнице (тьялец подумал, что, когда спускались, она показалась вдвое короче), миновали несколько разных дверей – хлипких и окованных железом, закрытых и распахнутых настежь, свернули пару раз и оказались снова в главном зале замка. Ошибки быть не могло – камин, на стенах знамена и щиты, оружие и охотничьи трофеи. В кресле на возвышении восседал ландграф. Его светлость Вильяф Медренский. Рядом с ним – какой-то человек с бородкой клинышком и золотой серьгой в ухе. Гость сидел, непринужденно развалясь и закинув ногу за ногу. В отличие от хозяина, который словно кол проглотил и вдобавок барабанил пальцами по подлокотнику. Медведи, вырезанные на спинке кресла, занесли корону так, словно собирались стукнуть его светлость по темени. Скрываясь в темном углу, замер Джакомо Череп, скрестив на груди могучие руки. Горящие факелы бросали отблески на его наголо обритую голову.