Вынося мешок из дома Лестер больно стукнулся об угол и грязно выругался.
— Тяжелая, — сочувственно сказал Фили.
— Еще бы, — подтвердил Лестер. — Ты же слышал как говорят: замерз, как камень. — Он поддержал тяжелый, согнувшийся на середине, промерзлый мешок коленом, и вытер пот со лба. — Все это просто смешно. Давай ее перевернем, Фили. Раз, два, три…
Они перевернули мешок сгибом вверх, чтобы было удобнее тащить и понесли дальше. Лестера от тяжести повело.
— Держу, держу! — успокаивающе воскликнул он и упал.
Фили еле удержался на ногах. При других бы обстоятельствах он расхохотался бы над неловкостью шофера. Тело ныло от копания ямы, но все физические нагрузки Фили переносил стойко, в отличие от потрясений моральных, которые буквально подавили его.
— Ну ты как, нормально? — безразличным ко всему тоном спросил Фили.
— Да, — сказал вставая Лестер. — Мне очень интересно — я никогда в жизни еще не зарывал тайком трупы. Мне это очень нравится, Фили. Мне никогда в жизни не было так весело…
Фили пропускал его брюзжание мимо ушей. Он шел спиной, было неудобно. Но самое ужасное — это груз. Мешок жег ему руки. Перед глазами стояло улыбающееся загадочной улыбкой лицо Николь — столь нежданно ворвавшейся в его жизнь и так катастрофически ушедшей.
Они подошли к вырытой яме.
— Ты готов? — спросил Лестер.
— Да, — тихо ответил Фили.
Они бросили мешок в яму. Он упал с глухим стуком, с неровных краев ямы посыпались на промерзлый мешок комья земли.
— О'кэй, — сказал Лестер, как бы подводя черту. Поддел лопатой ком земли и бросил в яму.
Фили последовал его примеру.
Когда работа была завершена Лестер достал сигарету и закурил, думая о чем-то своем.
Фили сходил к огромной клумбе — гордости мистера Грина — и нарвал самых красивых цветов, которые только смог разглядеть при неверном свете луны.
Со слезами на глазах возложил огромный букет на свежий холмик.
«Прощай, любимая, — про себя сказал Фили, глядя на холмик и вытирая слезы. — Я никогда не забуду тебя. Прости!»
Он вспомнил про крест, висящий на стене ее комнаты. И вдруг со стыдом осознал, что не знает ни единой молитвы. Тем более — подобающей при захоронении. В голове лишь крутилась цитата откуда-то из библии, которую любила повторять миссис Тенн, прежняя экономка: «Прах еси и в прах вернешься».
— Лестер, ты знаешь какую-нибудь молитву? — почему-то спросил он.
Лестер подошел сзади и положил по-отечески руку ему на плечо. Фили встал.
— Упокой господи, ее грешную душу, — торжественно произнес Лестер. И добавил: — Пойдем, Фили, уже поздно.
Они взяли лопаты и понуро пошли к дому.