– Чезаре, – начала она, – я боюсь…
Он прижался губами к ее ушку:
– За нами наблюдают. Мы не танцуем с другими, а следовало бы. Я приду к тебе завтра утром, позаботься, чтобы за нами не подслушивали и не подглядывали. И тогда все тебе объясню.
Лукреция молча кивнула.
Она начала танцевать, но без веселья. Слова Чезаре стояли у нее в ушах: они собираются убить Джованни Сфорца, сказала она себе.
В эту ночь она ни на минуту не сомкнула глаз.
Никогда еще в жизни она так остро не чувствовала своей связи с семьей, и никогда еще ей не приходилось принимать такие важные решения.
Она считала, что должна хранить безоговорочную верность отцу и брату. Предать их доверие? Это непростительно. Но в то же время разве может она стоять в сторонке и наблюдать, как они убивают ее мужа?
И тут Лукреция обнаружила, что у нее есть совесть.
Она хорошо понимала, что еще слишком молода и неопытна в житейских делах. Она понимала, что, подобно отцу, жаждет гармонии и покоя, но, в отличие от него, она не была готова идти на все только ради этого. Она не любила Сфорца и понимала, что не очень-то будет по нему тосковать, исчезни он из ее жизни, но ее ужасала мысль о том, что его ждет смерть – мучительная или даже безболезненная, – а она будет среди тех, кто погубил его. Если она его не предупредит.
Перед ней стоял выбор: либо хранить верность отцу и брату и дать Сфорца умереть, либо предупредить Сфорца и предать семью.
Какое страшное решение! Все существо ее протестовало против необходимости его принятия.
Убийство! Она не желала иметь с этим ничего общего.
Если я дам ему умереть, воспоминание об этом будет преследовать меня всю жизнь, думала она.
Но если она предаст Чезаре и отца?! Они никогда больше не будут ей доверять, она лишится той любви и тепла, которые окружали ее всю жизнь.
Она лежала на постели, без конца прокручивая в уме все эти вопросы, вставала, подходила к образу Мадонны, становилась на колени и молилась.
Помощи ждать не от кого. Это должно быть ее собственное решение.
Утром Чезаре в подробностях посвятит ее в свои планы, и она знала, что до этого все же должна прийти к какому-то выводу.
Она послала одну из своих женщин за камердинером мужа, Джакомино.
Какой красивый юноша, думала она, глядя на Джакомино, сразу видно, что он честен и бесконечно предан Сфорца.
– Джакомино, – начала Лукреция, – я должна с тобой кое о чем поговорить.
Лукреция увидела, что в глазах юноши вспыхнула тревога. Он не сомневался, что госпожа находила его привлекательным – многие женщины так считали, и потому он забеспокоился. Он ведь не понимал, какую на самом деле ей предстоит выполнить задачу…